Сьюзан Конант - Пес, который порвал поводок

— Конечно собираетесь, — решила Дженет.

Перед самым моим отъездом Дженет задала мне странный вопрос:

— Вы не слышали забавную историю про Маргарет Робишод?

— Забавную?

— Произошло нечто, с моей точки зрения, странное. Пару месяцев назад. У приготовишек. Одна из ее сук уснула.

— На ринге?

— На укладке.

— Я об этом не слышала, — ответила я. — Это странно.

Я уезжала с грустным чувством — жаль, что я не решилась показать Дженет Рауди. Денали старел. Она затрепетала бы от радости, увидев нового Денали, опять молодого. Я чувствовала также, что вычеркнула из списка подозреваемых одно лицо. Несомненно, Дженет признала бы в Рауди одного из своих псов, но она никогда не угрожала бы отобрать его у д-ра Стэнтона, да не отняла бы и д-ра Стэнтона у собаки. И конечно, Дженет старалась бы помешать Маргарет отобрать у него Рауди. И бесспорно, даже если бы Дженет и ухитрилась как-то прокрасться в арсенал во время состязания по кунштюкам, ей в жизни не взбрело бы на ум травить лайку — все равно какую, все равно чью.

Барбара Вудхауз писала где-то, что рай без любимой собаки не был бы тем раем, о котором мы мечтаем. Вы знаете, кто это — Барбара Вудхауз? Кто она была? Скажу только — сейчас она как раз в том самом раю, о котором мечтала. Ее телесериал о дрессировке собак обессмертил слово «прогулочки» и фразу «Какая чудненькая собачечка!», произнесенные ею с четким британским акцентом и не менее четким сюсюканьем. Для многих жителей Кембриджа рай, однако, особое место, куда собакам вход воспрещен. Это — бар сверхдорогого ресторана под названием «Жатва». «Жатва» — на Брэтл-стрит, за углом Гарвард-сквер, возле дома, который кембриджский люд зовет старым зданием ХЦ. Художественный Центр был магазином, который давным-давно разорился, но гарвардцы все еще говорят ХЦ, точно так же как продолжают считать театр на Гарвард-сквер — УТ, хотя он уже несколько десятилетий не Университетский театр. То, что они называют старым зданием ХЦ, на самом деле строения магазина Крэйга и Баррела, и они-то и есть настоящее новое здание ХЦ. Около двадцати лет назад Гарвардский университет снес самое первое здание ХЦ, чтобы построить библиотеку. Я об этом знаю только потому, что когда была маленькой, Мариса обычно водила меня в старый старый ХЦ покупать особые рождественские украшения и висюльки из желтого и голубого стекла, чтобы вешать их на окно в моей спальне, и всякий раз, идя в библиотеку, я вспоминаю эти рождественские походы.

Возвращаясь к теме рая: меню в «Жатве» претенциозно, еда не всегда превосходна, а бар — обветшалый и стильный, и все туда ходят, в том числе и туристы, которые надеются повидать там кого-нибудь из знаменитостей вроде ректора Гарварда или Роберта Б. Паркера. Стив и я были в баре, но не видели ни одной знаменитости. Да мы и не смотрели. После размолвки, о причине которой я предпочла бы умолчать, мы в последнее время редко виделись. Но мы помирились. Ни один из нас даже и помыслить не мог выпить в «Жатве», поэтому пойти туда было особым удовольствием. Оба мы надели костюмы, не изорванные собаками и не исполосованные кошками, и поочередно смахнули друг с друга шерсть одним из этих красных бархатных вращающихся собирателей всякого ворса. Мы выглядели — для нас — весьма элегантно..

— Ты ветеринар. Скажи-ка мне кое-что, — попросила я. — С чего бы это собаке засыпать на укладке?

— Усталость. Скука.

— На ринге?

— Собака была под хмельком?

— Не думаю, — ответила я. — Не колдовство ли это? Я видела собак, которые засыпают на занятии, примерно в конце девятичасового занятия. Но на выставке? На ринге?

— Это возможно, — сказал он. — Пари держать готов, такое бывало.

— И бывает. Одна из сук Маргарет заснула. Давай возьмем еще по бокалу и поговорим насчет валиума.

Мы заказали добавку. Порции спиртного в «Жатве» довольно щедрые.

— Валиум бесспорно нагонит на собаку сон. Вспомни, что он натворил с тобой, — сказал Стив, перебирая мои волосы.

— Он меня не убил, — отозвалась я. — Я считала, что умираю, но в больнице мне сказали, что себя, например, им убить трудно. Одна докторица рассказывала, что они постоянно наблюдают неудачные суицидные попытки с валиумом. А еще она мне сказала, что худшее — не передозировка. Худшее — последствия. Так что же в нем еще? С медицинской точки зрения.

— Валиум, известный еще и под названием диазепам, — одно из самых часто прописываемых лекарств в США, а может быть, и в мире. Это бензодиазенин. Хочешь, по буквам скажу?

— Нет, дурашка, — отказалась я.

— О'кей. Во-первых, у него долгое последействие. Ты принимаешь его перед сном, и он все еще у тебя в организме на следующий день. Дольше. Иногда много дольше. Он наркотичен. Противопоказан при беременности.

— А когда показан?

— При чувстве беспокойства. Бессоннице. Спазмах мускулов. При остром похмельном синдроме. Это противосудорожный препарат.

— А собаки? Им ты его прописываешь?

— Очень редко. Иногда при остром стрессе. Нервным животным — при путешествии на самолете. Или, допустим, хозяин психует, потому что собаки чем-то возбуждены. На день-другой я животное успокою. То же самое — если пес летит в самолете рядом с пустующей сукой.

— Заменяет успокоительное, — вставила я.

— Верно. Он может служить мерой предосторожности. Например, когда некоторые коты начинают бесноваться в машине, даже в хорошем темном контейнере. Ну если ко мне обратился владелец нервного кота, который, переезжая с ним в Чикаго, должен вести машину, то я этого кота утихомирю. Иначе где-нибудь под Буффало бедняга нарвется на несчастный случай, или придушит кота, или выбросит его в окно машины.

— Так кто же в последнее время путешествовал с нервным котом?

— Из моих пациентов никто.

— Ты недавно прописывал кому-нибудь валиум? Может, ты не должен рассказывать…

— Говорю же тебе, мне валиум не нравится. Я его редко применяю. Только когда без него не обойтись. Его большой плюс — то, что он снижает кровяное давление, так что я употребляю его для животных постарше — для какого-нибудь пса-сердечника.

— А знаешь, кто им пользуется? — мягко заговорила я. — Лично для себя?

— Ну кто?

— Винс. Он забыл у меня дома куртку, а когда я проверяла карманы, чтобы выяснить, чья она, то нашла бутылочку.

— Забудь об этом.

— Почему?

— Он принимал его от мышечных спазм, просто как временное средство. Он мне об этом говорил.

— А где он находился, когда я была на ринге?

— Наблюдал. Так же, как и Рон.

— Нет, — возразила я, — Рон был снаружи, в патруле.

— Не тогда.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Мы с ним потом еще говорили — как легко ты отделалась. Слушай, да откуда бы ему знать про этот термос?