Станислав Лем - Следствие

Из глубины пустого пассажа навстречу Грегори шёл человек. Высокий, худой, он шёл и покачивал головой так, словно разговаривал сам с собою. Грегори был слишком занят своими мыслями, чтобы наблюдать за встречным, но тем не менее держал его в поле зрения. Они неуклонно сближались. В этой части пассажа было темно: в трёх магазинах окна погашены, стёкла четвёртого забелены извёсткой — ремонт, и только там, откуда шёл одинокий прохожий, светились несколько больших витрин.

Грегори поднял голову. Встречный сбавил темп; он шёл на сближение, но заметно медленней. Наконец оба они остановились на расстоянии нескольких шагов. Грегори всё ещё думал о своём и, хотя смотрел на встречного, лица его не видел. Он сделал шаг вперёд, тот тоже продвинулся на шаг.

«Что ему нужно?» — подумал Грегори. Они стояли и исподлобья рассматривали друг друга. У встречного были широкое лицо, черт в темноте не разобрать, шляпа как-то слишком надвинута на лоб, кургузое пальто небрежно стянуто кушаком, конец кушака обёрнут вокруг пряжки. С пряжкой явно было что-то не в порядке, но у Грегори своих дел было выше головы, чтобы ещё задумываться и над этим. Он двинулся вперёд, стараясь обойти встречного, но тот заступил ему дорогу.

— А ну давай… — гневно начал Грегори и умолк. Встречный — это был он сам. Он стоял перед огромным зеркалом, перегораживающим пассаж. По ошибке вошёл в тупик.

С минуту он рассматривал своё отражение с таким чувством, словно глядел на постороннего. Смуглое лицо, выражение не очень умное, волевая челюсть — как порой казалось ему. А возможно, это вовсе не признак воли, а упрямства, ослиного упрямства — и так он иногда думал.

— Ну, налюбовался? — пробормотал он, резко повернулся и направился к выходу. У него было такое чувство, словно его оставили в дураках.

Пройдя несколько шагов, он всё-таки не удержался и оглянулся. «Встречный» тоже остановился — где-то там, далеко, между двумя рядами пустых освещённых магазинов, — и почти сразу же двинулся дальше, в глубь пассажа, уходя по каким-то своим зеркальным делам. Поправив со злостью кушак и сдвинув шляпу со лба, Грегори вышел на улицу.

Следующий пассаж привёл его прямо к «Европе». Швейцар распахнул стеклянную дверь. Грегори прошёл мимо столиков к фиолетовым огням бара. Благодаря своему росту Грегори не пришлось вставать на цыпочки, чтобы взгромоздиться на трёхногий табурет.

— «Белая лошадь»? — спросил бармен. Грегори кивнул.

Бутылка зазвенела, словно в ней был скрыт маленький колокольчик. Грегори сделал глоток и снова убедился, что «Белая лошадь» чересчур крепка, отдаёт сивухой и дерёт в горле. Он терпеть не мог этот сорт виски. Но так получилось, что несколько раз он бывал здесь с молодым Кинзи и они пили именно «Белую лошадь». С тех пор бармен причислил его к завсегдатаям и помнил вкусы. А встречался он здесь с Кинзи, чтобы договориться об обмене квартиры. И вообще, он предпочёл бы выпить тёплого пива, но в столь фешенебельном заведении стеснялся его заказывать.

Сейчас же он забрёл сюда просто потому, что не хотелось идти домой. Он надеялся, что за рюмкой удастся связать воедино все известные факты «серии», но не смог вспомнить ни одной фамилии, ни одной даты.

Запрокинув голову, Грегори допил остатки виски.

И вдруг вздрогнул: бармен что-то говорил ему.

— Что, что?

— Поужинать не желаете? У нас сегодня подают дичь, и время для ужина в самый раз.

— Дичь?

Он не понимал ни слова.

— Ах, ужин? — дошло наконец до него. — Нет, спасибо. Налейте ещё одну.

Бармен кивнул. Он мыл под серебристыми кранами бокалы и так гремел ими, словно собирался превратить в кучу осколков. Потом поднял багровое мясистое лицо, заговорщицки прищурил глаза и прошептал:

— Ждёте, да?

За стойкой никого, кроме Грегори, не было.

— Нет! А в чём дело? — грубо бросил Грегори, во всяком случае, грубей, чем хотел.

— Да нет, ничего, просто я думал, что вы тут по службе, — пробормотал бармен и отошёл. Кто-то осторожно тронул Грегори за плечо, он резко обернулся и не смог скрыть разочарования: сзади стоял официант.

— Прошу прощения… Лейтенант Грегори? Вас к телефону.

Грегори пробирался сквозь толпу танцующих, его толкали, и он старался идти как можно быстрее. Лампочка в телефонной кабине перегорела. Было темно, только сквозь круглое оконце падало пятно света, ежеминутно меняющего цвет.

— Грегори у телефона.

— Говорит Шеппард.

У Грегори упало сердце.

— Лейтенант, я хотел бы вас видеть.

— Хорошо, сэр. Когда вам…

— Я предпочёл бы не откладывать. У вас есть время?

— Конечно. Я завтра…

— Нет. Если можно, сегодня. Вы свободны?

— Да, да.

— Отлично. Вы знаете мой адрес?

— Нет, но я могу…

— Уолэм, восемьдесят пять. Это в Паддингтоне. Можете приехать прямо сейчас?

— Да.

— Может, вам удобнее часика через два?

— Нет, я сейчас…

— Ну жду.

В трубке прогудел сигнал отбоя. Грегори остолбенело смотрел на телефон. Господи, откуда Шеппард узнал об этой несчастной «Европе», в которой он тешит свой грошовый снобизм? А может, он обзванивал все бары, разыскивая его? При одной мысли об этом Грегори стало жарко. Он выскочил из ресторана и помчался к автобусной остановке.

От автобуса пришлось пройти добрый кусок пешком, петляя по каким-то безлюдным улочкам. Наконец он оказался в переулке, где не было ни одного многоэтажного здания. В лужах дрожали отражения газовых фонарей. Странно, что почти в самом центре этого района сохранился такой запущенный уголок.

У восемьдесят пятого дома он удивился ещё больше. В саду за низкой оградой, вдали от соседних домов, стояло массивное здание, совершенно тёмное, точно вымершее. И только приглядевшись, Грегори заметил слабую полоску света, пробивавшегося из крайнего окна на втором этаже.

Тяжело, со скрипом открылась калитка. Грегори шёл почти на ощупь: ограда закрывала свет уличного фонаря. Дорожка из уложенных на расстоянии каменных плит вела к входной двери. Прежде чем ступить, Грегори нащупывал их ногой. Звонка не было, вместо него из чёрной плоскости двери торчала отполированная временем ручка. Он потянул за неё, но не сильно, словно боялся наделать шума.

Ждать пришлось довольно долго. Из невидимой водосточной трубы время от времени падали капли; от перекрёстка донёсся визг шин автомобиля, тормозящего на мокром асфальте. Бесшумно отворилась дверь. На пороге стоял Шеппард.

— А, это вы! Очень хорошо. Входите.

В холле было темно. В глубине виднелась лестница, на которую падала полоска света. На втором этаже все двери были распахнуты настежь, перед ними — что-то вроде небольшой прихожей. Сверху на Грегори кто-то смотрел пустыми чёрными глазами; это оказался череп какого-то зверя, почти сливающийся со стеной, только глазницы чуть выделялись на желтоватом фоне костей.