Артур Баневич - Гора трех скелетов

– А я что, плакал?!

– Ну, это… пытались.

– И поэтому вы мне захотели помочь?

– А разве плохо? Разве предосудительно писать о том, у кого жизнь не сложилась, привлекать к нему всеобщее сочувствие, бить во все колокола…

– Нет, я все-таки должен прочитать вашу статейку, – выдавил я из себя после продолжительной паузы. – Кстати, у вас нет ее с собой?

Брови у Супердвадцатки полезли на лоб.

– А вы что, вы и не читали?!

– А вы что, вы написали, что я плакался у вас на груди?! Скажите спасибо, что я сравнительно смирный мужчина. На моем месте другой придушил бы вас…

– Минуточку-минуточку! А разве я писала, что вы плачете? Я написала, что вы пытались заплакать после третьей рюмки…

– Я пил один?

– Ну почему же! Мы пили вместе.

Я с облегчением выдохнул:

– Ну слава богу! Просто камень с сердца свалился. В одиночку пьют только алкоголики.

Пани Дорота с интересом взглянула на меня:

– А что, собственно, вы тут делаете?

– Интервью номер два? «Возвращение Безошибочного»?

– Нет, вы действительно не читали?

– Слово офицера. Знаю только название, а еще слышал одну субъективную рецензию на вашу статью. Из нее следовало, что меня хватит удар, когда я ознакомлюсь с текстом. Вот я потихоньку и готовлю себя к этому.

– Слушайте, вы ведь жаловались мне, что у вас нет денег даже на бензин. Как же вы очутились здесь, в Боснии? По волшебству, что ли?

– По делу, – сказал я.

– Какие-нибудь незаконченные разборки с армией?

– Нет. Обычная совершенно неблагодарная работа частного детектива. Он делает ей ребенка и исчезает, она разыскивает его. Проза жизни.

– И это здесь, в Боснии? – Она не скрывала недоверия. – И не кто-нибудь, а именно вы?…

– А вы знаете другого знаменитого детектива, знающего Боснию так, как я?

Она подняла вверх обе руки:

– Сдаюсь!

Пальцы у нее были ухоженней и тоньше, чем у Йованки, ладонь уже. И все же руки у моего клиента были красивее. У древнегреческих богинь были такие же сильные руки, как у Йованки. Что же касается ног… Глаза мои невольно опустились. На ногах у пани Ковалек были совершенно летние сандалии. Разве можно было их сравнивать: легкие сандалии на золотых, как у богини Артемиды, ремешках и тяжелые армейские башмаки Йованки. Я и не сравнивал, я просто отметил про себя, что носить такую обувь осенью, когда по утрам бывают заморозки, глупо.

– Я пишу о здешних выборах, – сообщила мне Дорота. – Мотаюсь по Боснии, разговариваю с людьми. Тут у них, в полбате, хороший переводчик, я и подумала, что лучшего места для корпункта не найти. Тут безопасней, чем в гостинице. Полковник Ленчук говорит, обстановка обостряется. Будьте поосторожней.

– Буду, – пообещал я. – У вас есть телефон?

– Мобильный? Нет, наши тут не действуют. А зачем вам?

– Сам не знаю. – Это была святая правда. – Если бы вдруг возникла необходимость встретиться с вами…

– А вы остановились здесь, в лагере?

– Не для пса колбаса. Да к тому же я не один.

– С вами та, которая ищет ветра в поле? – Надо отдать должное, сообразила Дорота сразу же. – Да-а… повезло же ей.

– Повезло связаться с таким, как я?

Щечки у пани Ковалек легко зарумянились.

– Я вовсе не это имела в виду. – Супердвадцатка с укоризной глянула на меня.

Довольно-таки опасный момент: разбираться в том, что имела в виду молоденькая девушка, когда за спиной уже, должно быть, писал кипятком пан майор… Пришлось брать инициативу в свои мозолистые руки.

– Дорота, вы же знаете, что у меня с Войском Польским отношения, мягко говоря, сложные. Если дежурный по части скажет вам, что ваш кузен просит вас подойти к телефону, этим кузеном буду я. А пока – всего наилучшего! – И я пошел.

Если б я задержался еще немного, кончилось бы попыткой пригласить молоденькую девушку на ужин. Ну и соответствующей реакцией… нет, не майора Ольшевского, я спиной чувствовал пристальный, дырявящий левую лопатку взгляд.

С капралом Сташевским мы говорили недолго. Разговор был по-военному четок и краток. Я вручил капралу банкноту, пожал его мужественную руку и, повернувшись, зашагал назад, к пропускному пункту.

– Кто этот блондин?

– Майор Ольшевский. – Я завел движок. – Ушастик.

– Это прозвище?

– Его должность. Он офицер контрразведки.

Мои слова произвели впечатление на Йованку: она оглядывалась до самого поворота.

– И он не пустил тебя в лагерь.

– Нас, – уточнил я. – Его, должно быть, напугали перспективы твоего влияния на моральный облик контингента.

– Все шутишь. Впрочем, здесь ты недалек от истины…

Я не дал Йованке договорить, наугад, но очень точно закрыв ей рот ладонью.

– Отставить разговорчики. Не хочу больше слышать о твоем сомнительном прошлом.

– Но ведь это же…

– Все! – отрубил я. – Я выдал на пиво экипажу БРДМ. Запиши в графу непредвиденных расходов. А еще я спросил капрала, что он передал по радио в часть, когда мы ехали с перевала. Так вот, о тебе он не сказал ни слова. Сказал только обо мне и «малюхе». Вопрос: откуда он узнал о тебе и твоем возрасте?

– Не понимаю, о чем ты.

– Ольшевского не было у КПП, когда мы подъехали. А потом он встал так, что заглянуть в наш салон было невозможно. Солнце отсвечивало. Ну хорошо, допускаю: он умудрился увидеть твой смутный силуэт. Но он ведь знал, что в машине сидит красивая женщина…

– Бальзаковского возраста, – досказала за меня боснийская ведьма.

– Терпеть не могу этого классика.

– За что, за правду жизни?

– За то, что книги у него невозможно толстые.

Она опять открыла рот, но я опередил ее:

– Короче, этот Шерлок Холмс практически угадал, как ты выглядишь. И это не единственный его прокол: он дал понять, что знает, зачем я здесь. Опять же вопрос: откуда? Слишком уж много вопросов с самого начала нашего с тобой знакомства. Вопросов, неприятностей, удивительных стечений обстоятельств. Ну посуди сама: бомба в топчане, труп с отожженной головой, наезд твоих Бигосяков, на диво неприветливый местный полицейский, теперь вот майор очень специфической службы, которому почему-то не нравится наше с тобой присутствие в Боснии… И ты думаешь, я буду рисковать жизнью из-за уличной шлюхи?

Я тормознул малолитражку на обочине дороги.

– Ты… ты хочешь расторгнуть договор со мной? – прошептала побледневшая Йованка. – Чего ты хочешь, Марчин?

– Я уже знаю, кем ты не была в той своей прошлой жизни. Ты не была психологом. Больше того, даже студенткой, изучающей психологию ты точно не была.

– Потому что я была слишком старой для студентки, когда меня нашли?

– Да при чем тут твой возраст! – Я с трудом сдерживал смех. – Ты просто не разбираешься в людях. Если ты думаешь, что я поехал с тобой из-за денег…

– Я так не думаю. Только что же в этом плохого?