Ян Рудский - 95-16

— Куда?

— Ты же хотел поговорить с доктором?

Они перешли улицу. Гюнтер открыл калитку справа от ворот.

— Вперед шагом марш! — приказал он.

Когда они вошли в холл, Гюнтер проворно обыскал кар­маны журналиста.

— Ну, пушки у тебя нет! — сказал он и подтолкнул его к одной из дверей. — Сюда!

Шель дернул ручку. В комнате, видимо служившей библи­отекой, никого не было. Вдоль высоких стен стояли застеклен­ные, набитые книгами шкафы. Рассеянный свет не давал тени, равномерно освещая всю комнату. Посередине стоял низкий круглый стол, окруженный удобными креслами. Приблизив­шись к полкам, Шель пробежал взглядом по названиям книг: «Психология страха и жестокости», «Физиология нервной си­стемы», «Реакция организма на боль, голод, испуг и гнев», «О природе страха» и тому подобные.

— Вы хотели меня видеть? — спросил, входя, Менке.

Шель обернулся. На докторе был длинный синий домаш­ний халат, в котором он походил на волшебника из детской сказки.

— Хотел ли я — это вопрос особый. Но уж поскольку я сюда попал, мы можем поговорить, если только вас не сму­щает поздний час…

— Мне кажется, для вас это не имеет значения.

— Мне очень неприятно, если я разбудил вас. — Шель незаметно поглядел на ноги доктора: из-под халата выгляды­вали носы войлочных туфель. «Вот хитрюга! Ни о чем не забыл».

— Присаживайтесь, пожалуйста, — указал на одно из кресел Менке и, когда оба уселись, спросил: — Вы, очевидно, опять увлеклись какой-нибудь таинственной историей, от ко­торой кровь стынет в жилах, не так ли? Чем я могу быть полезен?

Шеля поразило самообладание старика. Доктор безусловно принимал активное участие в событиях сегодняшнего ве­чера, в нападении и сожжении опасных документов, а те­перь беседует с ним с таким пренебрежительным видом и напускным спокойствием, будто ни о чем и представления не имеет.

— Когда я был у вас в первый раз, я спрашивал, не упо­минал ли Траубе о каких-то бумагах.

— Да. И я ответил тогда, что Траубе страдал галлюци­нациями.

— Я помню ваш ответ. Однако бумаги, о которых шла речь, не были плодом больного воображения.

— Да что вы! Но какое это отношение имеет ко мне?

— Сегодня я случайно обнаружил чемодан с документа­ми. При этом присутствовал Джонсон.

Менке прищурил глаза. Закинув ногу на ногу и не сводя глаз с журналиста, он сказал:

— Я слушаю вас с возрастающим интересом.

— Вы психиатр?

— Я доктор медицины, психиатрия в некотором роде мое увлечение.

— Найденные нами бумаги должны вас заинтересовать. В них содержатся описание и результаты необычных опытов.

— Вы хотите предложить мне купить этот… материал?

— А вы бы согласились?

— Возможно. Но прежде я должен увидеть товар.

— Вы не спрашиваете имени автора.

— Разве это так важно?

— Для вас — чрезвычайно! Брови доктора поползли вверх, — Для меня? Да объясните же, наконец, все толком — нетерпеливо воскликнул он.

— С удовольствием. Автором попавшего к нам в руки ма­териала является доктор Бруно Шурике.

— Я где-то слышал эту фамилию,— немного подумав, произнес Менке.

— Концлагерь в Вольфсбруке, — подсказал Шель.

Доктор махнул рукой.

— Насколько я понимаю, вы ищете покупателя на ма­териалы, описывающие эксперименты в области психологии, проведенные неким доктором Шурике. Однако я не могу по­нять, почему вы пришли с этим ко мне, да еще к тому же в двенадцать часов ночи.

Шель всем телом подался вперед.

— В комнате покойного Траубе я нашел два рецепта, на­писанных вашей рукой…

— Боже мой! Вы что, пьяны? При чем тут мои рецепты?

— Спокойно, доктор. Мы с Джонсоном убедились, что по­черк на бумагах из концлагеря и на упомянутых рецептах один и тот же, и пришли к выводу, что доктор Менке и воен­ный преступник Шурике — одно лицо.

Собеседники впились друг в друга взглядом, как фехто­вальщики перед схваткой. В комнате воцарилась тревожная тишина. Наконец Менке ленивым движением погладил бе­лую бороду и спокойно произнес:

— Все это вздор! Вы, может быть, скажете еще, что я наклеил фальшивые усы и нос и ношу парик? — повысил он голос.

— Это все, что вы можете сказать?

— О нет. Я не знаю, кто вы на самом деле и зачем сю­да приехали, но, тем не менее, могу дать вам добрый совет: у нас в Германии каждый человек, как правило, занимается своими делами и не сует носа в чужие, которые его не ка­саются.

— Превосходная речь, доктор Менке. А может быть, мне следует называть вас Шурике? Палач Шурике? Убийца Шу­рике?

— Вы пытаетесь вывести меня из равновесия? — злобно рассмеялся доктор. — Не стоит трудиться. Зачем вы вообще ко мне пришли? Почему не обратились в полицию?

— Леон Траубе погиб при загадочных обстоятельствах. Перед смертью он обратился ко мне за помощью. Я приехал слишком поздно, чтобы предотвратить несчастье, но мне хва­тит времени отомстить за него, то есть принять участие в ро­зысках его убийцы. Я уверен, что мой друг не совершал са­моубийства. Полиция, разумеется, будет поставлена в извест­ность.

— У вас нет никаких доказательств в подтверждение ваших басен.

— Я думаю, достаточно будет доказать, что Менке — тот самый пресловутый Людоед из Вольфсбрука.

— Доказать? Но чем? Каким образом?

«Он знает, что бумаги сожжены», — подумал Шель.

— Делом займутся компетентные лица. А уж в свидете­лях недостатка не будет, — уклончиво ответил он.

— Впрочем, у вас же есть эти бумаги, не так ли? — с нескрываемой насмешкой продолжал Менке. — Нельзя ли мне на них взглянуть?

— А зачем? Разве вы забыли свои чудовищные опыты? Например, эксперимент под названием «Соленая вода»?

Шель встал.

— Хватит играть в жмурки. Я испытываю глубокое удов­летворение при мысли о том, что смогу отомстить за страда­ния многих несчастных. И получу огромное удовольствие, когда услышу, что бывший палач Вольфсбрука вздернут на виселицу. В промежутке между вынесением приговора и при­ведением его в исполнение вы сможете заняться изучением всех симптомов страха на собственной персоне. Ха-ха-ха! Ав­тоэксперимент безумного доктора!

— Это вы безумец, — прошептал Менке, впиваясь в Шеля своими бесцветными глазами. — Да! Вы сошли с ума! Вы явились ко мне за советом… в двенадцать часов ночи. Во время беседы вы начали нести околесицу, а потом перешли к оскорблениям и рукоприкладству. Я вынужден вас успо­коить…

Шель попятился.

— Все понятно, — продолжал Менке. — Вы слишком мно­го пережили при коммунистическом режиме… По прибытии в Германию чувство обретенной свободы оказалось настоль­ко сильным, что многолетняя депрессия и подавляемый страх в результате слишком резкой перемены обстановки привели к умственному расстройству. Необходимо вас успокоить. При­дется провести курс лечения…