Алексей Хапров - Сын Духа Святого

Мой расчет оправдался на все сто. Мы готовились к отбою. Кто-то дремал, кто-то писал письма родным и друзьям, кто-то бесцельно слонялся по углам, кто-то резался в карты. Я лежал на кровати, заложив руки за голову, и с нетерпением ждал появления прапорщика.

Наконец он пришел. Коцюба, как обычно, был навеселе и пошатывался из стороны в сторону.

— Ну что, морды? — грозно крикнул он с порога…

Наверное, стоит рассказать о нем поподробнее. Прапорщик Коцюба являл собой весьма забавный в своем роде персонаж. Это был маленький, щупленький мужичок, похожий на Сталина, большой любитель выпить и погулять. Как и многие другие люди его комплекции, он испытывал определенный комплекс от своего роста, и всячески старался его заглушить, изображая из себя строгого командира. Кричал он на нас часто, но совершенно беззлобно. Если поначалу его выпады внушали нам некоторое напряжение, то затем мы к ним привыкли, уяснили, что раздаются они просто для острастки, для поддержания имиджа, и реагировали на них со снисходительностью. Прапорщик Коцюба нас больше забавлял, чем пугал.

— Ну что, морды? — крикнул он, глядя на нас мутными, красными глазами. — Опять дебоширите?

— Никак нет, товарищ прапорщик! — весело откликнулся кто-то. — Готовимся ко сну.

— Да? — недоверчиво произнес Коцюба, и погрозил пальцем. — Смотрите у меня.

— Так точно, товарищ прапорщик! — раздался тот же голос.

Коцюба достал из кармана ключ, с третьей попытки попал им в замочную скважину, открыл дверь и скрылся в своей комнате. По казарме пробежал приглушенный смешок.

У меня перехватило дыхание. Начинается! Постаравшись придать своему лицу выражение полной отрешенности и безучастия, я стал ждать, что последует дальше.

Не прошло и пяти минут, как прапорщик Коцюба пулей вылетел обратно, и с беспокойством оглядел нас. Казалось, что весь хмель выветрился из него в один момент. Его лицо выражало столь неподдельный испуг, что все изумленно смолкли. Коцюба еще раз молча обвел нас глазами, запер свою комнату, и выбежал из казармы.

— Что это с ним? — изумленно спросил кто-то.

Видеть нашего бравого прапорщика таким взволнованным нам доселе еще не приходилось. Все недоуменно переглядывались и пожимали плечами.

Спустя некоторое время Коцюба вернулся. Он был бледен, как полотно. В казарме воцарилась напряженная тишина.

— Кто сегодня дежурил? — рявкнул он.

Я вскочил с кровати и дисциплинированно принял постойку "смирно".

— Рядовой Смирнов!

Прапорщик грозно оглядел меня с головы до ног, и сквозь зубы процедил:

— Следуй за мной.

Вся рота с любопытством смотрела на меня. Все терялись в догадках, в какую я угодил историю. Изобразив на лице недоумение, я последовал за прапорщиком.

— А что случилось? — простодушно спросил я, когда мы вышли из казармы.

Прапорщик ничего не ответил. Он привел меня к командиру части. Помимо Борисова, в кабинете сидел еще наш замполит, майор Полонец. Лица у обоих были встревоженные.

— Рядовой Смирнов по вашему приказанию…, - приложив ладонь к виску, стал рапортовать я, но полковник меня перебил.

— Ты сегодня был дежурным по казарме? — строго спросил он.

— Так точно, — ответил я.

— Зачем ты заходил в комнату прапорщика?

— Я туда не заходил, — ответил я, чувствуя, что мои щеки начинают предательски краснеть. Неужели меня все же кто-то видел? Или я оставил в комнате какой-то след? — Как я мог туда зайти? Она же заперта.

— А ты не видел, чтобы кто-то туда заходил? — спросил замполит. — Кроме Коцюбы.

— Нет, — ответил я.

— Ты днем все время был в казарме? — спросил Борисов. — Никуда не отлучался?

— Все время, — ответил я. — Правда, несколько раз выходил наружу, чтобы отдохнуть и подышать свежим воздухом.

— А когда ты стоял возле казармы, в нее никто не заходил?

— Никто, — ответил я, и сделал вид, что только что вспомнил. — Хотя, стоп. Сморкачев зачем-то прибегал.

— Он забыл тетрадку. Я отпускал его за ней с занятий, — сообщил командиру части Полонец, и снова повернулся ко мне. — Ты видел, что он делал в казарме?

— Когда он прибежал, я стоял на улице. А когда я снова зашел в казарму, он застегивал "молнию" на своей дорожной сумке.

— А потом?

— Потом он задвинул сумку под кровать, и умчался с тетрадкой в руках.

— А через какое время ты снова зашел в казарму после его появления?

— Минут через десять, — изобразив кратковременную задумчивость, соврал я.

Командир части и замполит переглянулись.

— Сморкачев — парень безбашенный, — произнес Полонец. — От него всего можно ожидать.

— Он завтра едет в отпуск, — подал голос Коцюба.

Полковник Борисов поднялся из-за стола.

— Ну-ка, пойдемте, — сказал он.

Мы вышли из штабного корпуса. У меня от волнения дрожали руки.

Появление командира части вызвало в казарме небольшой переполох. Он был здесь нечастым гостем. Все разом побросали свои дела, выстроились в шеренгу, и вытянулись в струнку.

— Вольно! — скомандовал Борисов. — Рядовой Сморкачев, выйти из строя.

Мой недруг сделал два шага вперед.

— К отпуску готов? — спросил Борисов.

— Так точно! — с улыбкой воскликнул Сморкачев, видимо посчитав, что его специально пришли поздравить.

— Сумку собрал?

— Так точно!

— Показывай.

На лице Сморкачева проявилось недоумение. Он послушно подошел к кровати, вытащил из-под нее сумку и вопросительно посмотрел на Борисова.

— Вываливай, вываливай, — скомандовал тот.

Прапорщик Коцюба вплотную подошел к Сморкачеву. Тот с недоумением расстегнул "молнию", перевернул сумку вверх дном, и вывалил ее содержимое на кровать.

— Вот он! — радостно воскликнул Коцюба, увидев сверток из махрового полотенца.

Он взял его в руки. На кровать упал пистолет. Все ахнули. Сморкачев растерянно посмотрел на прапорщика.

— Это не мое, — произнес он.

— Я знаю, — ответил прапорщик. — Это мое. Как он оказался у тебя?

— Понятия не имею, — ответил Сморкачев.

— Да что ты?! — иронично воскликнул Коцюба и посмотрел на Борисова.

— В изолятор, под стражу! — коротко скомандовал тот.

Тут до Сморкачева, видимо, дошло, что дело пахнет военным трибуналом. В его глазах появился страх. Он весь сжался, как перепуганный котенок.

— Это подстава! — воскликнул он. — Слышите, подстава! Мне его подкинули!

— Разберемся! — отрезал прапорщик.

Он схватил Сморкачева за рукав гимнастерки и потянул за собой. Ошарашенный Сморкачев не сопротивлялся. Он словно окаменел. Его лицо побелело. Губы превратились в две бескровные полоски. Он отчаянно напрягал мозг, пытаясь понять, каким образом пистолет прапорщика мог оказаться в его сумке. Он поочередно смотрел на каждого из нас, словно ожидая, что кто-то даст ему ответ на этот вопрос. Когда его взгляд упал на меня, он вздрогнул. Очевидно, мне не удалось скрыть злорадство, бушевавшее в моей душе. Он явно догадался, кому обязан таким "подарком". На его лице отразились изумление и негодование. Столь сложная мимическая игра недвусмысленно свидетельствовала о том, что он был просто потрясен такой подлостью. Сморкачев остановился. Его веки дернулись вверх. Он нервно вскинул свободную руку, намереваясь указать ею на меня. Но прапорщик дернул его с такой резкостью, что Сморкачев чуть не упал на пол. Он покорно поплелся за Коцюбой, оглядываясь на меня, открыв при этом рот, но так и не произнося при этом ни слова. Наблюдая пробиравший его трепет, я чувствовал себя победителем. Его страх с лихвой компенсировал мне все нанесенные им обиды.