Алексей Хапров - Черная повесть

— 1 —

Я медленно брел вперед, не разбирая дороги. Собственно, дороги, как таковой, не было. Не было даже тропинки. Меня окружала лишь дикая, сырая, таежная глушь. Вокруг царил полумрак. Стояла абсолютная тишина, лишь изредка прерываемая шумом ветра, стуком дятла, или жужжанием какого-нибудь гнуса. Я упорно продирался сквозь сухие ветви огромных развесистых сосен-великанов. Эти ветви были настолько толстые, что походили на стволы молодых деревьев. Они спускались вниз, почти до самой земли, затем снова уходили вверх, и безжалостно царапали меня своими колючками. Мои ноги беспрерывно спотыкались о мертвые корявые сучья и гниющие пни, которые тяжело было сразу заметить в высокой траве, а протянувшаяся густой сетью с куста на куст паутина налипала на мою одежду и заставляла периодически брезгливо отряхиваться.

Идти было тяжело. Но, невзирая на все препятствия, на страшную, нечеловеческую усталость, на острую, ноющую боль в сломанной руке, на мучившие меня голод и жажду, я упорно преодолевал эти дебри, практически не зная отдыха. У меня была одна-единственная цель — поскорее вырваться из этого зеленого ада.

Смеркалось. Багряное солнце клонилось к закату. Его лучи разгоняли слабый туман, и падали на землю густыми, слегка согревающими струями. Ветер игриво колыхал верхушки столетних деревьев, которые тоскливо шумели, словно жалуясь на свою старость, и на свою скучную, однообразную жизнь.

Мимо меня промчалась белка. Она забралась на сосну, расположилась на нижней ветке, с которой осыпались желтые, уже отмершие хвоинки, и оттуда с любопытством уставилась на меня своими черными, блестящими, напоминавшими маленькие бусинки, глазками, словно изумленно спрашивая: что тебя сюда занесло, человек?

В моей голове царила пустота. В глазах раз за разом вспыхивали и вращались маленькие красные звездочки. Иногда у меня возникало такое ощущение, что я пребываю в каком-то полусне. Что все, что было вокруг меня — это не реально. Что все это мне просто кажется. А я на самом деле сейчас лежу дома, в своей кровати, и сладко посапываю на подушке. Но меня тут же отрезвляли воспоминания о пережитом. Они уничтожали любые, даже маломальские сомнения в реальности происходящего.

Я шел только ради того, чтобы идти, будучи охваченным неистовым желанием двигаться. Я мысленно молил Бога о том, чтобы он помог мне отсюда выбраться. Это желание было настолько давним, острым и нестерпимым, что его исполнение уже представлялось мною, как чудо. И чудо произошло. На фоне уже ставшей для меня привычной тишины вдруг отчетливо прозвучал гул автомобильного мотора. Я остановился, как вкопанный, и прислушался. Это была не слуховая галлюцинация. Это был реальный звук. Очевидно, где-то невдалеке проходила трасса. Я стиснул зубы, и из последних сил продолжил свой путь.

Когда через некоторое время впереди показалась просека, у меня уже не осталось сил, чтобы хоть как-то выразить свою радость. Я вышел из леса, добрался до обочины дороги, скинул изрядно натерший мне спину рюкзак, и в изнеможении опустился на землю. Физическое и нервное напряжение тут же дало о себе знать. Меня охватила жуткая слабость. Передо мной все заплясало и закружилось, и я непроизвольно отключился, погрузившись в глубокий сон, сквозь который смутно, как бы издалека, до меня донесся скрип автомобильных тормозов. После этого послышались вопросительные голоса. Затем чьи-то руки осторожно подняли меня с земли и куда-то понесли…

Очнулся я от легкого, хотя и достаточно ощутимого, похлопывания по щекам. Разомкнув веки, я увидел перед собой четыре пары беспокойных глаз.

— Ну, вот, кажись очнулся, — пробасил худощавый, немного сутулый мужчина в белом колпаке, и белом халате, шею которого обхватывали слуховые наконечники фонендоскопа. Мужчина был высокого роста, с продолговатым лицом, крутым лбом, на котором четко обозначались так называемые "музыкальные шишечки", а также несколько горизонтальных, близких к бровям, морщин. У него был толстогубый широкий рот, длинный массивный нос, серые глаза, которые за мощными линзами старомодных роговых очков казались просто огромными.

— Нашатырь, Виктор Михайлович? — спросила стоявшая рядом с ним симпатичная миниатюрная чернявая девушка с лицом, чем-то напоминавшим мышиную мордочку, также облаченная в белый халат.

— Не надо, — ответил тот. — Он и без него аклимается.

Две другие две пары глаз принадлежали пожилой супружеской паре, стоявшей чуть поодаль, вид которой не свидетельствовал об ее принадлежности к персоналу больницы, где я, судя по всему, находился. Это были седой мужчина в бежевом свитере, и полноватая женщина в розовом пуловере.

— Живой? — спросили они.

— Живой, — откликнулся врач.

— Фу, слава богу, — облегченно вздохнула женщина. — Мы уж думали, помирает. Едем, и вдруг впереди он лежит, у самой обочины. Остановились, подошли, а он без сознания. Мы перенесли его в машину, и сразу к вам.

— Где вы, говорите, его нашли? — спросил Виктор Михайлович, задумчиво глядя на меня.

— Километров за пятьдесят отсюда будет, — сказал мужчина.

— Я на днях по радио слышала, что в лесу шестеро студентов пропали, — добавила его жена. — Может, это один из них?

Я усиленно закивал головой.

— О! — обрадовано воскликнул врач. — Да он уже все понимает! Говорить можешь? Как тебя зовут?

— Дмитрий, — прохрипел я.

— Дмитрий? Очень хорошо. А где остальные пятеро?

Я хотел ответить, но тут мое горло словно перехватило веревкой. К нему подкатил огромный ком, и я с изумлением почувствовал, что язык отказывается мне повиноваться. Поэтому я только сглотнул слюну и отвернул голову, ничего не сказав.

— Ну, мы, наверное, пойдем, — произнесла женщина в розовом пуловере. — Нам еще ехать далеко.

— Да, конечно, идите, — сказал Виктор Михайлович. — А если хотите, оставайтесь на ночь у нас. Утром поедете.

— Да нет, спасибо.

— Ну, как знаете. Огромная вам благодарность, что не проехали мимо.

Супружеская пара вышла. Врач проводил их до двери и повернулся к медсестре:

— Маша, принеси-ка нам что-нибудь из столовой. Ты, наверное, голоден?

Последний вопрос относился ко мне. Я смущенно кивнул головой. Медсестра вышла, а Виктор Михайлович пощупал мне пульс, внимательно осмотрел мои зрачки, после чего отошел к письменному столу, который стоял у окна.

— Подняться можешь? — спросил он.

Я глубоко вдохнул, ощутив характерный для всех медучреждений запах карболки, сделал усилие и поднялся с кушетки, на которой лежал. Все тело ныло и болело. Я поморщился. Врач сел за стол, положил перед собой пустой бланк медицинской карты, и достал из нагрудного кармана халата авторучку.