Алексей Хапров - Черная повесть

— Что у тебя с рукой?

— Перелом, — ответил я.

— Перелом? — переспросил врач. — Это, конечно, плохо. Но не страшно. Сейчас мы его загипсуем, и все будет нормально. Ну, а теперь расскажи о себе поподробнее. Давай начнем с фамилии, имени, отчества.

— Лю Ку Тан Дмитрий Леонидович, — назвал себя я.

— Люкутан? — усмехнулся врач. — Редкая фамилия.

— Редкая, — согласился я.

— Вроде, даже и не русская.

— Китайская, — разъяснил я. — Дедушка был китаец.

— А-а-а, — понимающе протянул Виктор Михайлович. — Теперь понятно. А писать-то ее как, раздельно или вместе?

— Вообще-то, правильно раздельно. Но все обычно пишут вместе. Так что, если хотите, можете написать вместе.

— Но в паспорте как записано?

— В паспорте — раздельно.

— Значит, и мы запишем раздельно.

И врач внес в карточку первую запись.

— Возраст?

— Двадцать три года.

— Место жительства?

— В настоящий момент — город Москва, — не без гордости ответил я, и назвал адрес, по которому проживал.

— Что же тебя в нашу глушь-то занесло?

— Преддипломная практика.

— Студент, значит? Где учишься?

— Московский Государственный университет, геологический факультет.

— МГУ? — уважительно проговорил Виктор Михайлович, продолжая двигать шариковой ручкой. — Это, значит, вас всех отправили сюда на практику?

Я кивнул головой.

— Так где же, все-таки, остальные?

К моему горлу снова подступил ком.

— Ты хоть скажи, они живы?

— Нет, — тихо выдавил я.

Брови врача нахмурились.

— М-да, — крякнул он, отложил ручку в сторону, и пристально посмотрел на меня.

Я опустил глаза и тяжело вздохнул.

— Можно, я не буду сейчас об этом рассказывать? — попросил я. — Им все равно уже ничем не помочь. Это длинная история. В двух словах ее не передать. Я все расскажу завтра. А сегодня, поверьте, просто сил нет. Я пять дней практически ничего не ел, два дня не спал. Не до этого.

Врач с сочувствием посмотрел на меня.

— Ну, хорошо, — согласился он. — Завтра, так завтра.

Дверь открылась, и в кабинет зашла медсестра. В ее руках был накрытый белым полотенцем поднос, от которого исходил такой аппетитный аромат, что я непроизвольно подался вперед. Медсестра поставила поднос на стол. Под белым полотенцем оказались: полная тарелка щей, котлеты с картошкой, салат из квашеной капусты, и чай.

— Погоди, — остановил меня Виктор Михайлович. — Если ты действительно пять дней ничего не ел, тебе столько нельзя. Пойми, мне не жалко. Просто твой желудок может не выдержать. Давай ограничимся салатом и щами.

Я согласно кивнул головой, взял ложку, и буквально накинулся на еду.

— Не спеши, не спеши, — приговаривал врач. — Никто у тебя ничего не отнимет. Ешь медленнее, хорошо прожевывай пищу.

Я старался следовать его совету, но у меня это почему-то не получалось. Пять голодных дней пробудили во мне просто животные инстинкты, и я проглатывал ложку за ложкой с такой жадностью, с какой потребляет пищу дикий зверь.

Тарелка опустела в какие-то пять минут. Я откинулся на стуле, и с удовольствием почувствовал, как наполняется мой желудок. Это ощущение заметно прибавило мне жизненных сил.

— Ну, вот и хорошо, — проговорил врач.

Медсестра собрала пустую посуду на поднос и унесла. Виктор Михайлович поднялся со своего места, подошел ко мне, и ободряюще похлопал по плечу.

— Пойдем в процедурную.

Мы прошли в соседний кабинет. Врач внимательно ощупал мою руку, затем сделал рентген. Дождавшись, пока проявится снимок, он внимательно его осмотрел, буркнул диагноз: "перелом локтевого отростка", после чего покрыл мою руку гипсовым раствором почти до самого плеча. Дальше мы сидели с ним еще примерно час. Виктор Михайлович коротал время, рассказывая забавные истории из своей медицинской практики, а когда гипс высох, поднялся и кивнул, призывая идти за собой:

— Ну, а сейчас давай в душ, и спать. Переодеться во что есть?

— Нет, — ответил я.

— Я распоряжусь, чтобы тебе выдали пижаму. Пойдем, провожу в палату.

Я взял свой рюкзак, который валялся возле кушетки, и мы вышли из кабинета.

Тускло освещенный больничный коридор сиял пустой. Время было позднее, и все пациенты уже спали. Сидевшие кучкой на диване дежурные медсестры с любопытством посмотрели на меня. Я смущенно опустил глаза. Врач довел меня до крайней палаты и открыл дверь.

— Вот здесь мы тебя и разместим, — произнес он, зажигая свет.

Я огляделся. Это была небольшая, но уютная, чистая комнатка, с двумя аккуратно застеленными кроватями.

— Занимай любую, — сказал Виктор Михайлович и вышел.

Я выбрал ту, которая стояла у окна.

Через несколько минут я с наслаждением плескался в теплой воде, густо намыливая себя мочалкой. Вместе с потом и грязью с меня словно сходили те напряжение и страх, что господствовали в моей душе все последние дни.

Смыв мыло и тщательно обмывшись, я подошел к закрепленному на стене зеркалу. Мне стало страшно. Неужели это был я? Как сильно я изменился за эту неделю! Я выглядел постаревшим лет на десять. Ребра буквально выпирали наружу. В области живота значилась впадина. Лицо имело какой-то пепельно-серый оттенок. И без того худое, оно стало еще Щже. Щеки впали настолько глубоко, что, казалось, приросли к челюстям. На лбу, который еще сосем недавно был чистым и гладким, теперь отчетливо проступали мелкие морщины. Под утомленными, светившимися краснотой, глазами набрякли уродливые мешки. Мое сердце защемило. До чего же это неловко, испытывать жалость по отношению к самому себе!

Я задумчиво посмотрел на свое зеркальное отражение, поднял здоровую руку, и стал медленно водить пальцами по лицу. Высокий, скошенный назад, лоб; короткие, густые, неровные брови; узкий нос, длинный кончик которого нависал над верхней губой; маленькие уши с несколько дефектным ободком. Все это относилось ко мне. Все это был я.

Вытершись насухо полотенцем и облачившись в чистую, пахнувшую свежестью, синюю пижаму, принесенную мне Машей, я вернулся в свою палату, разобрал постель, погасил свет, разделся, залез под одеяло, и закрыл глаза. Поначалу передо мной стояла только темнота. Но затем в моей памяти, как-то сами собой, словно на фотобумаге, помещенной в реактив, стали проявляться различные картины. Они походили на неясный сон. То ли все это действительно было, то ли всего этого на самом деле не было…

— 2 —

Воздух в плацкартном вагоне был удушающий и вязкий. Он был насыщен кисловатым запахом пота и затхлостью. Тем, кто впервые заходил сюда с улицы, казалось, что они попали не в поезд, а в сточную канаву, полную миазмов. Новые пассажиры неизменно морщили нос и произносили брезгливое "Фу-у-у!".

В этой душегубке мы ехали уже сутки. Позади был последний курс университета, впереди — преддипломная практика. Конечно, мы были не в восторге, что нам придется провести целый месяц в геологической экспедиции, ведущей свои исследования в какой-то таежной глуши, территориально относящейся к Иркутской области. Но, как говорится, судьба есть судьба…