Лев Корнешов - Пуля для безнес-леди

В один из дней Алексей назначил Насте встречу на Пушкинской площади. Настя стояла у кромки тротуара, когда Алексей плавно подкатил на "мерсе-600" темно-вишневого цвета. Он вышел из машины и указал Насте на место водителя:

- Садись. Пристегивайся ремнями.

Сам он сел рядом.

Настя уже привыкла его ни о чем не спрашивать. Она удобно устроилась, попрыгала на сиденье, поерзала туда-сюда, чтобы убедиться, что ей удобно.

- Поехали, - приказал Алексей.

- Куда?

- Для начала прямо, а потом - куда хочешь.

Алексей её проверял, как проверял по многим другим и сложным, и простым вещам.

Они недолго поездили по городу, причем Алексей выбирал маршруты посложнее. Наконец, он попросил припарковаться у частного ресторанчика "Белое солнце пустыни", специализирующегося на русской и восточной кухне.

Столик был заранее заказан, их встретили словно дорогих гостей. Алексей незаметно наблюдал, как Настя входит в ресторан, небрежно сбрасывает курточку на полку гардероба, не торопится шлепнуться на стул, а ждет, пока официант его отодвинет от столика и чуть приметным жестом предложит ей садиться. Тем, что увидел, Алексей был доволен.

Когда выпили аперитив, он сказал небрежно:

- Машина - твоя. Все документы в "бардачке". Ключики - вот они. Алексей повертел на пальце связкой ключей. - Катайся всласть... женушка, отвыкай ходить пешком.

- Ты уверен, что твои капиталовложения в меня окупятся? - спросила Настя.

- Капитал вкладываю не я, - серьезно сказал Алексей. - И не дай тебе Бог, дорогая моя супруга... Словом, не дай тебе Бог!

- Неясно, но звучит опасно...

- Все-то ты понимаешь, Настенька. Коэффициент интеллектуального развития у тебя намного превышает средний.

- Проверили?

- А как же, - нимало не смущаясь, подтвердил Алексей.

- Могу тебя спросить?

- Спрашивай - отвечаем...

- Что мне можно в моей новой жизни?

- Все, что не противоречит здравому смыслу и соответствует твоему образу.

- А что нельзя?

- Это уже посложнее... Нельзя допускать никакую самодеятельность. Запрещены импровизации. Исключаются нарушения дисциплины...

- Шаг в сторону считается побегом? - вспомнила Настя вычитанную где-то "формулу" конвойных ГУЛАГа.

- Именно. И стрельба сразу же ведется на поражение.

- Прощальный ужин завтра, - объявил Алексей, когда они снова сели в машину. - Заказываю в твоей уютной квартирке столик. Закусим, чем пошлет Бог и соседний "Гастроном" втроем: ты, я и Кушкин.

Настя уже отвыкла удивляться и послушно закупила продукты, пару бутылок коньяка и бутылку "Столичной".

Кушкин за столом держался скромно, охотно выпил две-три рюмки коньяка, с аппетитом закусил.

- Вот что, Настенька, - откинувшись на спинку стула после очередной рюмки сказал Алексей, - отныне Миша, то есть Михаил Иванович Кушкин, будет твоим ангелом-хранителем. Он головой отвечает за твою безопасность. Он и его люди...

- Совсем спятили? - возмутилась Настя. - Это кто же я такая? Пленница, заключенная, подконвойная?

- Ты - богатая женщина, - не обратил внимания на её истерическую вспышку Алексей. - И в твоих руках ключи к одной из самых больших наших тайн. Не трепыхайся, дорогая! - повысил он голос. - Наша организация все делает серьезно. Завещание, по которому все твое состояние перейдет в другие руки, уже написано и оформлено по всем правилам, остались мелкие детали. В случае твоей смерти, разумеется...

- Будь прокляты те, кто устроил мне такую жизнь! - Настя готова была расплакаться. Ей нестерпимо захотелось вернуться в юность, стать голенастой девчонкой, у которой и забот-то было - выучить уроки да решить самую "важную" проблему: целоваться вечером с этим мальчиком или с другим....

- Ну-ну, Настенька, - ободряюще сказал Алексей. - Ты ещё увидишь, сколько прелести в твоей новой жизни, когда она начнется. Кстати, помнишь инспектора по кадрам в "лумумбарии", с которым регулярно беседовала по душам?

Настя кивнула.

- Он тебя хорошо помнит и передает привет.

- Тоже друг нашелся...

- Скорее, наставник... Все записи бесед с тобою у него аккуратно подшиты в папочки, пронумерованы и проштемпелеваны... На каждой - гриф "Совершенно секретно". И стали доверительные беседы рапортами и отчетами агента... Хочешь, обнародуем? В наше демократическое время такое делается просто...

- Значит, я служила обыкновенной сексоткой?

- Ну, не совсем обыкновенной... Твои отчеты отличались наблюдательностью, точными оценками людей... Кое-кто в результате даже должен был покинуть стены университета. Вот так-то, милая...

- Сволочи вы! - прошипела Настя. - Хоть вешайся - в угол загнали!

- Успокойся, не ты первая. И повыше тебя рангом люди почитали за честь сотрудничать с нами. Не в угол тебя законопатили, а на крючок посадили. Придет время, поумнеешь - ещё спасибо скажешь.

Тигрица, гуляющая сама по себе

Алексей отбыл в свои закордонные дали, и Настя стала приспосабливаться к новому для себя образу жизни замужней дамы, у которой супруг трудится "за бугром", следовательно, она хорошо обеспечена, может себе позволить и модные туалеты, и "Шанель" № 5 и обед с близкими подругами в ресторане.

Свое новое состояние она не без юмора определила так: "Тигрица, гуляющая сама по себе". В её нынешнем положении были плюсы, но были и минусы.

Люська Заболотина и другие девицы из редакции считали вполне естественным, что возле неё постоянно вертится Миша Кушкин: старый друг, бой-френд, как стали говаривать в московском полусветском обществе, приятель Алексея Дмитриевича, а тот, между прочим, вдали от родины, следовательно, и от молодой жены. Надежнее иметь дело с приятелем мужа, чем неизвестно с кем. А Настя вдруг остро почувствовала, что это такое - бабье одиночество. Возраст у неё уже катился к четвертаку, жизнь требовала свое совсем не рублями. Она впервые узнала, что это такое - проснуться глубокой ночью, долго лежать с открытыми глазами и наконец задремав, утром очнуться на измятой простыне. Часто ей теперь не хотелось после работы возвращаться домой. Огромная квартира, гулкая и необжитая, вызывала неясные чувства беспокойства, тревоги, неустроенности. Так бывает, когда вдруг оказываешься на перекрестке дорог и не знаешь, куда идти.

Настя стала допоздна засиживаться в редакционной кофейне - все-таки вокруг были живые люди. Коллеги-журналистки быстро поняли выгоду дружбы с Настей - всегда можно перехватить деньжат до зарплаты, подсунуть ей прочитать свою статейку - пусть замолвит словечко в секретариате, авось и в номер поставят. Настя охотно со всеми общалась, но близко ни с кем не сходилась, её лучшими подругами по-прежнему оставались Нинка и Эля.

Она много печаталась, но стала тщательнее отбирать темы для материалов, советовалась с Русланом Васильевичем, доверяя его чутью и опыту. А писать было о чем. Было лето 1991-го. По Москве прокатывались многотысячные демонстрации. В их первых рядах шли лидеры демократов Попов, Афанасьев, Коротич, Бурбулис, какие-то люди, ещё вчера числившиеся на рядовых должностях научных сотрудников и штатных пропагандистов марксизма-ленинизма. Они и их сподвижники выдвигали не очень ясные программы, но речи были страстными и категоричными.