Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире

Наверху неровное цоканье каблучков. Камера в коридоре на втором этаже показывает, как блондинка неуверенно идет к лестнице. Что-то ее беспокоит, на лице у Виолетты нескрываемое раздражение.

— Надо же, а? — бормочет она. — Что за черт?

На верхней ступеньке лестницы она задерживается, словно примериваясь, как бы половчее дальше ступить.

— Вета, тебе, может, помочь? — кричит Алексей Градов.

— Шел бы ты на…

Правая нога Виолетты в Люськиной свадебной туфле, поставленная на вторую ступеньку лестницы, вдруг неловко подворачивается. Рукой Виолетта судорожно ищет опору, но слишком уж много она выпила. Покачнувшись, блондинка теряет равновесие и долго, слов но в замедленной киносъемке, катится с крутой лестницы. Где-то на последних ступеньках раздается не приятный хруст.

— А-а-а! — кричит Люська.

Через несколько секунд все кончено: Виолетта лежит внизу, шея свернута набок, задравшаяся юбочка короткого синего платьица открывает ее великолепные длинные ноги до самых трусиков.

— А говорят, пьяных Бог бережет, — некстати бормочет Алексей Градов.

— А-а-а! — уже тише стонет Люська. И совсем шепотом: — Может, она жива?

Градов подходит к Виолетте, находит пульс на ее тонкой руке.

— Типичный несчастный случай, — говорит он.

— Отчего?! Она что, ни разу пьяная по этой лестнице не спускалась?! — кричит Люська.

Градов смотрит на туфли, которые на ногах у блондинки. Осторожно снимает обе, пробует на прочност каблук сначала левой, потом правой туфли.

— Как называется эта штука? — негромко спрашивает он у Люськи.

— Какая?

— Ну та, что держит каблук.

— Супи… супинатор, — шепчет Апельсинчик.

— Так вот: у правой туфли этот супинатор, кажется сломан.

— Не может быть! Они же совершенно новенькие мои туфли! Я их всего пару раз и надевала!

— Значит, кто-то постарался. Не ты?

— Я не… не знаю, о чем ты говоришь. Ты… ты знал, что она их наденет.

— Но я не знал, что она так напьется. Чтобы со сломанным супинатором так удачно упасть с лестницы и сломать себе шею, нужно определенное везение.

— Как же ты ее не любишь! Не любил… Как можно?

— Получила, что хотела.

— Это были мои туфли, — вдруг в ужасе шепчет Люська. — Ты понимаешь?! Мои! У нас просто оказался одинаковый размер!

— Думаешь, что я хотел убить тебя, а получилось, что Виолетту?

— Ничего я не думаю!

— Нам надо немедленно выйти отсюда.

— Да-да. Это конец. Я с тобой здесь не останусь. Ни за какие деньги.

— Погоди. Нам надо поговорить.

— О чем?

— Объясниться.

— Ты убийца. Я теперь знаю: ты убил их всех.

— Я то же самое думаю про тебя. Потому что точно знаю, что не убивал.

— Я тоже знаю! Точно! Про себя!

— Я слово могу дать.

— Я тоже! Слово!

— Тогда вопрос: что же здесь произошло?

— Накрой ее чем-нибудь, — словно от холода ежится Люська. — Страшно.

— Погоди, я сейчас.

Он скрывается в бывшей комнате Марии Залесской. Люська, оглянувшись на камеру, подходит к телу Виолетты, нагибается и берет в руки свою правую туфлю. С минуту о чем-то напряженно думает.

— Ничего не припомнила? — спрашивает ее бесшумно появившийся в комнате Алексей Градов.

— Что я должна припомнить?

— О сломанном супинаторе. Кстати, почему ты их ни разу не надевала? И зачем вообще взяла с собой?

— Я думала, будет весело. Вечеринки, танцы, музыка. Думала, что все будет по-другому. Красиво. Я хотела быть красивой. Я… так и не решилась ни разу их надеть, потому что… Потому… Да не хотела, и все!

Градов набрасывает на тело Виолетты покрывало взятое с кровати Марии Залесской. Люська переводи дух.

— Ну, так что будем делать? — спрашивает ее программист. — Говорят, что утро вечера мудренее. Подождем? Нас ведь осталось только двое.

— Говорила мне моя лучшая подруга Люба, чтобы этого не делала. Предупреждала. А я… Дурочка. Не послушалась. А она, между прочим, психолог.

— Подруга Люба? Я давно хотел тебя спросить: а что с ней теперь? Она вышла замуж? Она работает?

— А ты… ты что, ее знаешь?!

— Я был одно время ее пациентом.

— Пациентом? — напряженно спросила Люська. — Ах, ты был ее пациентом! Я всегда догадывалась, что ты псих!

— Это не то, что ты думаешь. Так и знал, что мой вопрос вызовет кучу встречных вопросов и такую вот реакцию. А я тебя сразу узнал. Еще на первом отборочном туре. Вот думаю: веселая у меня буде компания! Неужели Люба ни разу не упоминала мое имя?

— Алексей Градов? — задумалась Люська. — Может и упоминала. Знаешь, сколько у нее было пациентов Она замечательный, классный врач-психотерапевт. Вот! — выпалила на одном дыхании Люська.

— А о «Ромео» она не упоминала?

И тут Люська, что-то сообразив, громко ахнула:

— Боже мой! Ты же ее преследовал! Ты и в самом деле маньяк!

— Я ее просто любил.

— Да ты чуть не убил ее!

— Не собирался я убивать! Она живаосталась, жива!

— Вот, значит, откуда ты меня… Ты следил за ней. И видел нас вместе.

— Ну, разумеется. Видел, как ты заходишь в ее дом. Знал, что ты ее лучшая и единственная подруга. Но мне кажется, что это было так давно. По-моему, за этот год с твоей Любой ничего страшного не случилось. Или случилось?

— Да, я помню ту историю с преследованием «Ромео». Люба одно время подозревала моего мужа Сергея, что это он — «Ромео». А потом я забегалась со свадьбой, потом с ремонтом квартиры итак и неспросила, кто же он на самом деле «Ромео»? Люба предпочитает об этом кошмаре не вспоминать. Лучше бы она рассказала!

— И тогда бы ты с самого первого дня «Игры» объявила, что я маньяк. И все подозрения пали бы на меня. Ну, как тебе доказать, что я не имею никакого отношения к этим смертям?

— Врешь!

— Мы с тобой одни в этом доме. И, как видишь, я не собираюсь тебя убивать.

— Ну да! Ты же ненормальный! Ты так просто не можешь! Тебе надо либо супинатор в туфле сломать, либо бритву испортить! Еще лучше: подложить кассету с записью, но не простой записью, а которая запросто убила человека. А по голове тяжелым предметом, ха ха-ха, это уже, Леша, не оригинально.

— Что ж, если не веришь — иди.

— А ты? Твои предложения?

— Дай мне время все обдумать. До утра.

— Что обдумать?

— Я хочу сделать признание.

— Почему не сейчас?

— Думаешь, так легко сделать выбор? Последняя ночь свободы — это много.

Люба думает, что ее Люська-Апельсинчик, ее лучшая подруга — смелая женщина. Сама бы она сейчас опрометью кинулась вон из этого дома. Пусть себе заберут эти пять миллионов! А Люська идет наверх, зажмурившись, переступает через мертвое тело Виолетты. В комнате Апельсинчик запирает дверь и придвигает к ней тяжелое кресло. Потом опрокидывает на него журнальный столик, потом, пыхтя и упираясь изо всех сил, пытается сдвинуть с места тяжелый платяной шкаф.