Степан Янченко - Утраченные звезды

— Может быть, это уж строгое и категорическое требование, — сказал смягченным голосом профессор, глядя на Костырина снизу вверх. — Убеждение коммунистическое само за себя говорит, а по-другому — это как-то… ну вроде бы как недоверие.

— Никакого тут недоверия нет, Аркадий Сидорович, — тотчас громко возразил молодой стриженый парень, блестя яркими глазами. Видно, от волнения щеки у него взялись красными пятнами. — Перед нами горький урок истории партии КПСС, или урок завершения ее истории, когда миллионы так называемых членов партии отказались от своих письменных обещаний. Этого никогда не произошло бы с ВКП(б), — партии Ленина-Сталина. Поэтому от меня ничего не убудет и не унизит мой коммунистический, дух, человеческое достоинство, ежели я, — он порывисто поднялся с пылающим и решительным лицом, — встану, сожму крепкий кулак, воздену его над своей головой и громко и твердо скажу: присягаю своей совестью и своей жизнью Коммунистической партии Российской Федерации, — он еще раз вскинул кулак и провозгласил: — Присягаю!

И тут в зале кафе случилось нечто непредвиденное, незапланированное, непризывное: все в одном порыве встали, скорее, вскочили, в том числе профессор Аркадий Сидорович, его сестра Галина Сидоровна, его зять Краснов Михаил Александрович, не отдавая себе отчета, а по толчку сердца и Золотарев Петр Агеевич вскочил вместе со всеми, и все подняли вверх кулаки и в едином дыхании негромко, но твердо, так что тверже и не бывает, произнесли:

— Присягаю!

Минуту все стояли в напряженном молчании, будто еще раз каждый про себя повторил: присягаю! а потом дал минуту, чтобы все клятвенное, все молитвенное в душе отстоялось, спаялось во что-то крепкое, во что-то человечески-гранитное, чтобы никогда не порушилось. А потом раздалось дружное хлопанье в ладоши, а такое молчание и такой дружный порыв сердца и должен был разразиться общими аплодисментами, — как сдерживаемый выдох.

— Продолжайте, Аркадий Сидорович, извините за сбой в вашей речи, — сказал Костырин с торжественно сияющим лицом.

Профессор, все еще стоявший в волнении, медленно, с чувством впаянности в спонтанно возникший коллектив по душевному движению нравственности и убеждения, или сначала по убеждению, а потом по нравственности, или по одному и другому вместе, что не поддавалось расстановке по местам, — и все видели, что он был взволнован, что серые глаза его подернулись влагой, а розовые губы слегка вздрагивали, и бородку свою он не гладил, будто забыл о ней, и она в эти минуты не имела для него символического значения. И он, глядя на сидящих перед ним людей, ставших в один миг ему духовными товарищами, тоже видел перед собой взволнованные лица и светящиеся воодушевлением глаза. Он заговорил изменившимся, не профессорским голосом, идущим от чувства единения и дружбы:

— Ну, после всего, к чему нас подвигнул Станислав Алешин, всякие увещевания о партийном единении излишни. Поговорим конкретно о том, что нам следует сделать для проведения общего объединительного собрания и избрания районного комитета партии.

Он, не спеша, вразумительно рассказал, что конкретно в каждой первичной организации следует предварительно сделать для подготовки и проведения объединительного собрания коммунистов района. Рассказал в деталях и о том, как мыслится в сложившихся политических условиях провести первое партсобрание так, чтобы оно стало предтечей последующих собраний, а в дальнейшем — и партийных конференций, в нарождении которых в скором будущем он не сомневался. Его обстоятельный, терпеливый рассказ не вызвал никаких вопросов. Лишь кто-то захотел еще уточнить, где будет проходить собрание.

На это опять ответил Костырин, что ему удалось договориться с председателем Общества слепых о бесплатном предоставлении зала Дома культуры Общества, очень уютное помещение, правда стоящее несколько в стороне от глаз, что наводит на мысль о некоторой конспиративности собрания.

Но, по общему мнению, для начала это было неплохо, окутывало духом торжественности, главное — бесплатное предоставление зала, значит, не все люди чураются собраний коммунистов. Есть, есть и такие представители народа, какие понимают смысл и значение для простых тружеников и истории трудящегося народа возрождения коммунистического движения и стараются помогать ему и поддерживать его во всех практических проявлениях. Петр испытывал какую-то важную для себя значительность от присутствия на этом собрании. Всматриваясь в участников и вслушиваясь в их речи, он ощущал в себе такое нравственное состояние, что здесь он нашел то, к чему стремился весь строй его натуры, что последнее время мучительно искал своим сознанием, вокруг чего ходил со своими мыслями, и не мог предметно, как бы в руки свои поймать это нечто. И вот сегодня в эти минуты, в этом небольшом, тихом зале кафе он взял это нечто в руки и почувствовал, что никогда отныне и вовеки не выпустит из своих рук, не уронит силу своего духа с той высоты, на которую она взметнулась, когда он вместе со всеми произнес Присягаю!.

Петр с пылающими щеками оглянулся на своих соседей Красновых. Михаил Александрович улыбнулся ему, поняв его состояние, незаметно взял его правую руку и крепко пожал. Петр ответил ему тоже горячим, сильным, как только могут это делать рабочие люди, рукопожатием. Петр понял так, что подачей руки Михаил Александрович не только пригласил его в свою организацию, но уже и принял его к себе в товарищи.

Когда Аркадий Сидорович сказал, что вопросы, которые предлагались совещанию, получили практическое решение и что совещание на этом можно закончить, подскочил Станислав Алешин и со своей горячей напористостью предложил:

— Нет, не стоит так кончать наше совещание: коль мы уж собрались, я вношу предложение обменяться информацией, что у кого в парторганизации получается. Например, как проводит партийные дела товарищ Полехин на своем Станкомашстрое. Когда-то это была ведущая парторганизация во всем городе, не только в районе.

Аркадий Сидорович принял это предложение в согласии со своим скрытым намерением распространиться о партийной жизни, в которой не только раскрывается способность вожаков первичек, а в целом активность общественной жизни, и спросил:

— Предложение Станислава Алешина я считаю полезным, если товарищи не имеют ничего против. Как? — этот вопрос он сначала обратил к Костырину и Полехину, инициаторам проведения совещания, а потом ко всем остальным.

— Предложение дельное и полезное, — отозвался Костырин, а Полехин кивнул головой. — Потратим еще минут тридцать-сорок. Вы, Галина Сидоровна, не будете возражать, как хозяйка кафе?

— Нет, разумеется, убытка мы не понесем, а понесем — наверстаем, — живо откликнулась Галина Сидоровна.