Бретт Холлидей - Заработать на смерти

Больше в квартире Шейну было нечего делать. Он запер дверь, обнаружив, что повреждения не настолько велики, чтобы помешать замку функционировать более или менее нормально. Детектив взял шляпу и спустился в вестибюль.

Отель, где снимал квартиру Шейн, был слишком невелик, чтобы содержать в штате служащих собственного детектива. Мальчики-лифтеры сообщили, что не заметили ничего необычного поблизости от его квартиры этим утром. Он попробовал описать им внешность Филлис, но ни один из них не смог припомнить, что видел, как она выходила из здания. Разумеется, каждый, пожелавший остаться незамеченным, мог свободно выйти из дома через боковой вход.

Шейн зашел в кабинет управляющего и, поставив его в известность о том, что дверь его квартиры была взломана, попросил опросить всех служащих отеля на предмет, не заметил ли кто из них каких-либо подозрительных личностей, слонявшихся в первой половине дня по коридорам здания.

Покончив с формальностями, он вышел из дома и направился по привычному маршруту вниз по Флеглер-стрит.

Пелхэм Джойс снимал небольшую мастерскую на втором этаже одной из многочисленных галерей, составлявших одну из достопримечательностей названной улицы. Шейн вскарабкался по грязной лестнице и вошел в просторную комнату, выходившую окнами на Флеглер. Грязный пол без каких-либо признаков ковра был покрыт пеплом и окурками сигарет. Картины в грубых подрамниках занимали все пространство стены. Мольберт с неоконченным портретом стоял у окна. Несколько поломанных стульев стояли в различных уголках помещения. Пелхэм Джойс сидел в кресле-качалке у окна, водрузив обутые в домашние тапочки ноги на подоконник.

При появлении Шейна он вытянул шею, равнодушно, кивнул и возвратился к прежнему занятию — созерцанию дорожного движения внизу. Пелхэм Джойс был высохшим человеком с массивной лысой головой и худым болезненным лицом. Он был одет в запачканные краской джинсы, некогда белую, а ныне откровенно грязную рубашку, пышный галстук в горошек, небрежно повязанный вокруг тонкой шеи, и потертый вельветовый жакет. О его возрасте трудно было сказать что-либо определенное, хотя, по прикидкам Шейна, ему должно было быть далеко за семьдесят. Когда-то он изучал живопись в Европе и одно время даже пользовался репутацией незаурядного портретиста. Но постепенно бульвары Парижа и главным образом абсент, в изобилии подававшийся в небольших бистро, подточили его здоровье, а затем и мастерство. Поселившись в Майами, он быстро позабыл честолюбивые притязания юности и с тех пор плыл по течению жизни, лениво созерцая уходящие годы под лучами яркого тропического солнца, довольствуясь тем немногим, что требовалось, чтобы удержаться на поверхности.

Шейн знал его уже много лет. Детектив с трудом отыскал стул, способный выдержать его вес, и уселся рядом с Джойсом. Тот меланхолично махнул рукой в сторону окна, за которым текла обычная жизнь курортного города. Его рука была настолько тонкой, что казалась почти прозрачной.

— Глупцы! Живут своей мелкой, ничтожной жизнью и уверены, что важнее их сегодняшних забот нет ничего в целом свете.

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Д. К. Хендерсон, — поспешно прервал его разглагольствования детектив.

— Разумеется, — отвечал Джойс, даже не взглянув в сторону детектива. — Самоуверенный болван, вообразивший себя единственным знатоком Искусства. Колесит по миру, дабы удовлетворить тщеславие новоиспеченных миллионеров, мечтающих прослыть покровителями Искусства. — Каждый раз, когда Пелхэм Джойс произносил слово «искусство», он делал на нем особое ударение, старательно артикулируя первую букву «И».

— Людей типа Брайтонов? — небрежно предположил Шейн.

— Брайтонов и им подобных, — Джойс по-птичьи склонил голову и заглянул в глаза Шейна. — Надо отдать ему должное, Хендерсон подобрал несколько неплохих работ для коллекции старого осла, когда тот еще только начинал собирать свою коллекцию. Брайтон сделал в свое время широкий жест, передав свою коллекцию музею «Метрополитен»… и я слышал, что он пытался аннулировать дарственную, когда сам оказался на мели… Разумеется, «Метрополитен» отказался выполнить это абсурдное требование. Слава Богу, хоть они умеют сохранить приобретенное… Так что я весьма сомневаюсь, что ныне Брайтон способен быть покровителем Искусства…

Детектив терпеливо ждал, когда старый чудак исчерпает свои реминисценции.

— А вы не знаете, является ли ныне Хендерсон агентом Брайтона? — спросил он, когда Джойс сделал паузу.

— Не думаю, что он ныне вообще может позволить себе такую роскошь, как нанять агента, — усмехнулся Джойс.

— Но разве не бывает так, что некоторым из агентов удается приобрести за бесценок неизвестную или утерянную работу старых мастеров, чтобы позднее продать ее за целое состояние?

— Что ж, в газетах случается прочесть и не такие байки, — проворчал Джойс.

— Но иногда подобное случается и в жизни? — настаивал Шейн.

— Бывает, конечно. Если мне не изменяет память, именно Хендерсон откопал подлинного Рембрандта где-то в глуши Италии лет пять тому назад. Сейчас эта картина — одна из жемчужин в коллекции Брайтона.

— Сколько можно получить за такую картину? — поинтересовался Шейн.

— Практически любую цену, какую только какой-нибудь чокнутый коллекционер способен выложить из своего кармана, — раздраженно отвечал Джойс. — Сотню тысяч… полмиллиона… два миллиона… В данном случае цена зависит только от возможностей коллекционера и не имеет ничего общего с Искусством.

— Но такую картину надо как-то ввезти в страну. Обычно это происходит нелегально, не так ли?

— Конечно. Ни один уважающий себя коллекционер и не подумает заплатить надлежащий налог за настоящий раритет.

— Каким образом, — терпеливо продолжал Шейн, — они ухитряются обмануть таможню?

— Наиболее простой и распространенный метод — это замазать подлинную подпись художника и намалевать сверху инициалы достаточно известного копииста старых мастеров. Насколько я знаю, обычно такие операции осуществляются через мексиканскую границу, чтобы избежать более опытного и дотошного взгляда нью-йоркских таможенников.

Шейн поблагодарил старого художника, после чего еще некоторое время терпеливо выслушивал его рассуждения об упадке Искусства и сопутствующей ему дезинтеграции Великого Братства Художников. Со своей стороны детектив постарался максимально сократить время визита. Покинув безутешного старика, Шейн спустился в «Бюро путешествий мистера Фостера», находившееся в том же здании. Здесь он какое-то время прилежно изучал расписание морских линий из Европы в Мехико, железнодорожных и авиамаршрутов в Соединенные Штаты; получил массу полезной информации и в итоге вежливо, но твердо уклонился от предложения служащего конторы тут же на месте оформить ему путешествие в любую точку земного шара. Покончив с этим делом, он вернулся к себе в отель.