Милан Николич - Современный югославский детектив

— Алиби относится ко времени от двух до шести?

— Ну да.

— Мне кажется, я понимаю, как это можно было сделать, — сказал Гашпарац. — Все-таки он выходил из гостиницы. Не знаю, каким образом, но выходил. Полагаю, все было разыграно как по нотам. Он ушел, забрав с собой ключ. А может, вообще не запирал дверь, чтобы создать впечатление, что отлучился на минутку. На такси добрался до аэропорта.

— И улетел в Загреб?

— Конечно. Билет был приобретен заранее; и из Сплита, и обратный из Загреба, и, конечно, на разные фамилии.

— Но он должен был сразу вернуться.

— Да дело-то несложное, — говорил Гашпарац, почувствовав, как его облеченное в слова волнение настоятельно пробивается наружу, как ему самому необходимо услышать произнесенные вслух комбинации, которые рождались у него в голове. — Ты лучше меня знаешь положение дел на наших внутренних авиалиниях. Самолеты следуют друг за другом, с небольшими интервалами, и в основном одни и те же. Сплитский самолет сразу после прибытия вылетает обратно в Загреб. Все зависит от дня недели. Бывает, за пять-шесть часов они делают на линии несколько рейсов. Интервал между прибытием в Загреб и вылетом в Сплит не больше часа.

— Да, да… ты прав, точно, он в это время…

— Это совсем нетрудно, — снова перебил Гашпарац инспектора, не в силах совладать со своей потребностью говорить. — Если заранее купить билеты из Сплита и из Загреба — плевое дело.

— Верно, верно, а «Гефест» находится почти в Горице. До аэропорта рукой подать. На машине не больше десяти минут.

— Вот так, поехал в «Гефест», взял деньги. Вернулся в аэропорт вовремя, за пятнадцать минут до вылета, как предусмотрено правилами, прошел регистрацию. И возвратился в Сплит. Единственная задача для него была — незаметно проскользнуть в номер. И это ему удалось.

— Да… — размышлял инспектор. — Не исключено, что он воспользовался самолетами разных авиакомпаний, это еще лучше… Просто взял да открыл ключиком сейф, потому что знал: подозрение может пасть на любого из служащих. Каждый при существовавшей неразберихе мог сделать себе копию ключей.

— Да еще постарался бросить тень на Валента… Только фотография смешала ему все карты.

— Хоть и сделана была без всякой задней мысли. Совсем случайно, я в этом уверен.

— Я тоже. Чистое совпадение. Вот и возьми.

— Теперь фотография может служить доказательством, на ней виден номер машины, — поддакивал Штрекар. Ему тоже хотелось высказаться, а в голове уже рождались целые фразы будущего отчета.

Приехал фотограф. Еще с порога он опасливо оглядел помещение, тревожась за судьбу своего имущества, и особенно аппаратуры.

— Будьте любезны, проверьте, — обратился к нему Штрекар, — все в порядке, ничего не разбито, даже не сдвинуто с места. Кроме вот этого стула.

— Ах, стул — это ерунда… — с облегчением сказал фотограф, установив, что к ширме, за которой находились камеры и наиболее ценная аппаратура, никто не прикасался.

Они распрощались. Штрекар поблагодарил фотографа, объяснил, как составить счет за понесенный ущерб, и посоветовал незамедлительно его предъявить.

Они вышли и сели в машину.

— Знаешь что, — к удивлению Гашпараца, предложил Штрекар. — Сейчас в больнице дежурит мой приятель, тот, с усами. Поехали, навестим Валента.

Они поехали. Сначала ехали молча, занятые каждый своими мыслями. Гашпарац смотрел прямо перед собой и чувствовал, как им овладевает усталость, утомление от обессилевших рук и ног устремляется к голове. Только в левой ноге ощущалась повышенная пульсация, и его снова передернуло при воспоминании о том, как хрустнули кости черепа.

— Ты будешь смеяться, но на меня порой находит сентиментальность, — заговорил Штрекар, объясняя желание проведать Валента. — Я почему-то всегда задаю себе вопрос: какие причины заставляют людей идти против закона. Неужели игра стоит свеч?

— На этот раз, — сказал Гашпарац, — действительно дело достойно удивления. Виновата любовь.

На темно-синем небе мерцали яркие крупные звезды, каких никогда не увидишь в городе из-за бесчисленных фонарей. А город почивал в глубокой ночи, лишь откуда-то издалека по временам доносился звон подъемника и перестук колес. Где-то поблизости лаяли собаки, совсем как в деревне. Темнели очертания больничных корпусов. Друзья сидели на низенькой каменной ограде и прикуривали сигареты одну от другой, потому что спички кончились. Было прохладно, они вполголоса беседовали, а Гашпарац вздрагивал — то ли от свежести, то ли от нервного возбуждения.

Сейчас, когда все осталось позади, он не мог совладать с нервной системой и, пока ждали врача, вызванного на срочную операцию, чувствовал неудержимую потребность говорить, и высказать все, что думает о случившемся. Но еще более он ощущал потребность пробудить такое же волнение у своего собеседника, сообщить ему то потрясение, которое испытывал сам и не мог сдержать, поэтому инспектор вопреки привычке то и дело касался рукой его плеча, желая успокоить.

— Ты представляешь, — говорил Гашпарац, — можешь ли ты представить себе всю ситуацию? Она снялась в аэропорту, уступив настоянию Гайдека, хотя все в ней протестовало. Потом выяснилось, что это не обычная фотография, тогда как и самая обычная фотография была бы ей не по душе. А не по душе ей была не просто фотография, а что-то совсем иное. Я думаю, она чувствовала угрызения совести, какой-то осадок в душе от того, что встречалась с Гайдеком. И она решила показать фотографию Валенту, чтобы не было никакой тайны… Она, я думаю, по-настоящему любила Валента, и хоть этот шалопай не заслуживает такого чувства, все-таки и он несчастен. Именно любовь толкнула ее к Гайдеку: она хотела встать между ним и Валентом и помешать их сотрудничеству. Думала, если привяжет к себе Гайдека, Валент от них отколется, шайка отпустит его. Наивная она была, вот в чем дело. Прикидывалась, будто заинтересована в их спекуляциях, потому и пришла с Гайдеком в аэропорт: Валент ему, вероятно, привез кое-что. Надеялась, что и ее вовлекут в свои делишки, а потом рассчитывала как-нибудь выпутаться и сама, и Валента спасти.

— А тут выяснилось это дело с фотографией, — помог ему Штрекар, кладя руку на плечо и давая передохнуть, ибо знал, что тот не успокоится, пока не выскажется до конца.

— Да. И тут Валент совершил главную ошибку. Он услышал о краже, конечно, ему была известна директорская машина, как, вероятно, и всем в «Гефесте». Он расспросил своих бывших коллег и узнал, что в тот день директор якобы находился в Сплите. Кто знает, как его угораздило обратить внимание на номер машины, когда Ружица показала ему фотографию, рассчитывая совсем на другое?