Милан Николич - Современный югославский детектив

— Кто знает? Наверное, случайно. У парня, видно, глаз хороший. Может, от нечего делать изучал фотографию. Тут он все скумекал и понял — есть шанс.

— Вытянуть куш?

— Да, вытянуть куш, а одновременно и покончить с контрабандой, с поездками в Германию, даже, может, жениться на Белой Розе.

Гашпарац и мысленно и вслух называл девушку по прозвищу, теперь его это не смущало, как прежде. Ему казалось, что, досконально разобравшись в ее жизни, он приобрел на это право.

— И пошел к директору, — задумчиво добавил Штрекар.

— Но сначала допустил еще ошибку, — быстро подхватил адвокат. — Он рассказал Розе о своем плане. Конечно, она была против. Ей нужен был он, деньги ее не интересовали. Она не хотела, чтобы он ввязывался в новую аферу, последствия которой трудно предвидеть. А перед ним маячила цель: заполучить побольше денег. Поэтому он и со спекулянтами продолжал якшаться: поджидал случая самолично прокрутить денежную операцию. Он допустил просчет, рассказав обо всем Розе. И она отказалась дать ему фотокарточку.

— Думаешь, он ее выкрал?

— Конечно. Украл, встретился с директором, показал ему и предъявил условие. Затем подложил фотографию на прежнее место — в сумочку, в общем туда, где она лежала у Розы. Там она для директора была недосягаема.

— А она чувствовала, что он вынашивает свою идею.

— Должно быть, спьяну опять ей проговорился. Может, после того, как у него в доме кто-то побывал. А это явно директор. Может, Роза и сама догадалась, что происходит. Поэтому и передала фотографию на хранение госпоже Надьж.

— А я, стыдно вспомнить, ведь и ее заподозрил, — улыбнулся Штрекар. — Женщина совершенно случайно оказалась на Средняках в гостях… Угораздило же ее тогда сказать…

Они помолчали. Гашпарац, заметно волнуясь, поднялся с ограды, сделал два-три шага, несколько раз глубоко затянулся и подошел к Штрекару, он словно не слышал последних его слов.

— Ты представляешь ситуацию? Девушка почувствовала, что фотокарточка может оказаться опасной. Особенно после того, как к Валенту в дом приходили неизвестные. Она поняла, что угрожает Валенту. Валент, вероятно, еще встречался с директором, требовал деньги. Я думаю, они просто не договорились о сумме, иначе Валент нашел бы способ раздобыть карточку и передать ее директору. Поэтому тот и решил взять фотографию силой — сначала у Валента, а не обнаружив ее у него, задумал отобрать у Розы. Кстати, может, Валент сам рассказал ему, где хранится карточка.

— Да, — не сразу согласился Штрекар. — Тогда Валент понял, что Розе грозит опасность. Может, потому и настаивал, чтобы она ему отдала фотографию. Парень, поди-ка, предполагал, что может случиться… А она упорствовала… Из-за этого они и поссорились… И тогда Роза вспомнила о тебе.

— Не думаю, вспомнить она не могла… Просто у нее возникла потребность в защите… В милицию идти не решилась — ведь были одни предчувствия, неясные угрозы, все как-то неопределенно… Нашла мое имя в телефонном справочнике… Может, хотела позвонить мне, посоветоваться, да не успела.

— Томашич ее и подкараулил.

— Он не мог знать, что карточки у нее нет. Я думаю, они виделись раньше. Наверно, она ему говорила, что карточка не у нее, может, сказала, что уничтожила или дала кому-то на сохранение. Во всяком случае, он ей не поверил. А она… Ты представляешь? Она, наверно, предлагала даже деньги, чтоб он отвязался от нее и от Валента, может быть, даже обещала отдать фотографию, если он их оставит в покое. А его охватила паника. Он решил, что она с Валентом заодно, что они вместе его шантажируют. А Роза говорила чистую правду. Может, он преследовал ее, потому она и пошла тем путем. Он следил за ней, догнал, и дальше все случилось, как было. А фотографии не нашел.

— Она погибла, а события продолжали развертываться.

— Да, — голос у Филиппа упал.

В дверях возникла фигура врача, показавшаяся огромной и черной из-за света, падавшего сзади. Хирург сделал им знак, они погасили сигареты и вошли в коридор. Возле палаты, в которой лежал Валент, доктор обернулся и сказал:

— Только с порога, идет? Он на инъекциях и поэтому не может уснуть, иначе бы я вас не пустил. Сейчас ему лучше, но говорить нельзя. Никаких вопросов.

Врач открыл дверь и при свете, проникшем из коридора, они увидели Валента, лежащего на спине. Он приподнял руку и слабо махнул им.

— Не беспокойся, — не выдержав, выпалил Гашпарац. — Мы его схватили, милиция… — и смешался.

— И выброси из головы деньги, — добавил Штрекар.

Только сели в машину, Гашпарац снова заговорил, Штрекар по-прежнему не перебивал. Штрекар вел машину, свободно откинувшись на спинку сиденья и крепко сжимая в руках баранку. На каждом повороте тормоза скрипели. Гашпарац был под впечатлением встречи с Валентом.

— Он ее любил, — повторял Филипп, — он ее любил. Поэтому после ее смерти задался целью — отомстить. Ты представь себе! Он знал убийцу Розы, чувствовал свою вину и терзался угрызениями совести. И ничего не мог сделать, не мог обратиться ни к тебе, ни ко мне, хотя у него было поползновение признаться. Вот он и позвонил мне. У него не было фотографии, главного доказательства против директора, он не знал, где она, и вообще он ничего не знал. Он просто хотел отомстить сам и чем дальше, тем сильнее утверждался в этом желании. Замкнулся, пил и молчал. Ничего не сказал даже бедняге Звонко, который любил и его, и Розу. Он, конечно, мог бы убить директора, но, скорее всего, на такое был не способен. Может, сам боялся человека, который однажды убил. Не за свою жизнь боялся, боялся, что не сумеет отомстить и убийца Розы останется безнаказанным.

— И стал искать фотографию, — робко, понимая, что Гашпарацу надо дать возможность высказаться до конца, промолвил Штрекар. Гашпарац уловил в его голосе нотку нетерпения, но удержаться не мог.

— Да. В отчаянии он искал ее у них дома, и тоже безрезультатно. Еще раньше он сообразил, что существует фотограф, у которого мог сохраниться негатив. Значит, надо его разыскать, а разыскав, он сможет исполнить задуманное.

— К тому же выводу пришел и Томашич.

— Скажи, разве это не ужасно, — твердил Гашпарац, глядя прямо перед собой на пустую дорогу, — разве это не ужасно? Два человека одну за другой обходят фотографии Загреба. Обходят как придется, а может, следуя некой системе, и в каждой спрашивают, повторяют один и тот же рассказ, конечно вымышленный: поди, не один фотограф захотел узнать, зачем фотография им понадобилась. И при этом они боятся встретиться, понимают, что состязаются друг с другом, и для них обоих это вопрос жизни или смерти. Они готовы на все, лишь бы завладеть фотокарточкой.

Машина остановилась у погруженного во мрак дома, который в свое время построил тесть Гашпараца. Подпухшими, покрасневшими от бессонной ночи глазами смотрели они на убегающую к Слеме улицу, и в этот поздний час она показалась им ирреальной. Молчали. Гашпарац думал о двух мужчинах, гоняющихся по огромному городу за кусочком целлулоида, в котором была их судьба. Штрекар сказал: