Атанас Манаджиев - Сожженный некролог

… Спустя три часа он встал, размял затекшие мышцы плеч и спины и отправился в огромную ванную. Вышел из нее освеженный, в яркой пижаме. Поднял телефонную трубку, но тотчас опустил ее на рычаг. В гостинице стояла полная тишина: оркестр внизу давно замолчал, за окном не слышно было смеха и песен подгулявших пловдивчан — город спал. Он позвонит утром. В конце концов не такое уж это открытие, чтобы нарушать сон добрых людей. Гео вернулся к столу и снова в который раз — погрузился в материалы дела, несмотря на то, что в кармане пижамы уже шелестели странички скрупулезно составленного отчета. Ну о чем еще может идти речь? Случай яснее ясного — самоубийство. Эмилия сознательно бросилась в море. Доказательство — написанная ею собственноручно короткая записка, найденная отцом под ее подушкой в ту же ночь, через несколько часов после страшного несчастья: "Ко всем людям! Кладу предел своей жизни сама и добровольно. Эмилия".

Нелчинов приехал в Пловдив один, вторая жена его осталась в Алжире — ждала ребенка. Он взял отпуск с единственной целью — поехать с дочкой на курорт, убедить ее в том, что он ее не забыл и никогда не перестанет о ней заботиться. В случившемся с матерью он ни в какой мере не считает себя виновным — ему и в голову не могло прийти, что Кристина падет так низко! Если бы она написала ему или как-нибудь иначе сообщила: так, мол, и так, нам очень трудно, нужны деньги на репетиторов для подготовки Эми в институт, на платье для выпускного вечера — он немедленно выслал бы. Об их бедственном положении он узнал только в Пловдиве, из разговоров с друзьями — Стаматовыми. "Но если бы я даже прислал деньги, — заключил Нелчинов, -она бы ни за что на свете не приняла их, ни за что! Вот до чего доводят слепая гордость и упрямство!" Считает, что если он в чем и виноват, то только в том, что забыл, в каком классе Эмилия и когда она должна кончить школу, — он думал, что в будущем году и, следовательно, впереди еще уйма времени, он выполнит свой долг, как полагается, обеспечит ее всем необходимым, а оказалось, что поздно. Он не оправдывается, нет, но ведь надо понять — он головы не поднимает от работы, ни дня ни ночи не знает, ведь он технический руководитель нового строительства на территории посольства. "А про то, что Кристина в тюрьме, я узнал совершенно случайно от общих знакомых, которые приехали в Алжир. Я тут же попросил отпуск, потом поехал в Марокко, купил кое-какие вещи для дочери…" Эмилия, однако, не захотела даже посмотреть на них, не то что показаться в них на улице. И вообще держала себя чрезвычайно сухо, если не сказать враждебно. На курорт? И слышать не хотела! "Никогда она не сможет простить мне развод и второй брак, даже если я на колени упаду и все Марокко закуплю для нее!" А потом вдруг совершенно неожиданно, когда он уже почти собрался в обратный путь, дочь сама предложила поехать на Золотые Пески.

Остановились в шикарном отеле "Интернационал", близко от торгового центра. По рассказам служащих отеля, отец исполнял все желания и капризы дочери. Их часто видели с большими пакетами в руках, в ресторанах они заказывали дорогие блюда, Эмилия училась ездить верхом, они катались на яхте, ходили на эстрадные концерты и были очень милы и любезны друг с другом. Некоторые даже принимали их за влюбленную пару (что ж, возраст не помеха, сейчас такая разница — обычное дело, к тому же они внешне были совершенно не похожи, как ни странно). "А я слышала, как они ссорятся, — вносит диссонансную ноту в общий хор горничная этажа и твердо стоит на своем: — Да, милы и любезны на людях, но стоило им закрыть за собой дверь…" — "А о чем они спорили — можно было понять?" — "Не знаю, у меня нет привычки подслушивать". И все же она слышала, что начинала всегда Эмилия. Отец, как правило, молчал или отвечал ей тихо. "Он что-то бормотал, мялся. А почему не спросите его самого? Если будет отрицать, я ему напомню".

— Неправда! — ответил Нелчинов на заданный следователем прямой вопрос, но тут же поспешил добавить: — Нет, вспомнил, один раз мы поссорились из-за того, что она слишком долго торчала в воде, а другой раз она вела себя ужасно самонадеянно и безрассудно — впервые села на лошадь и сразу же пришпорила ее. Я боялся, как бы она не простыла, как бы не упала, вообще как бы чего не случилось. Вот, случилось… Самое ужасное… Эмилия мне все время говорила, что она уже не ребенок, ей надоел надзор. Стоило мне начать разговор о ее поведении, как она грозилась тут же уехать на поезде или автостопом. Ну, я оставлял ее в покое — пусть делает что хочет… Войдите в ее положение: мать в тюрьме, на экзамены в институт она сама не пожелала явиться, отец, то есть я… В общем, многое накипело. К тому же нервы у нее с детства пошаливали. Она иногда такое проделывала дома и в школе, что все рты разевали. Все врачи и педагоги объясняли это переходным возрастом и ее холерическим темпераментом. Я рассказываю все это потому, что… Нет, не могу я понять, просто голова лопается! Не было там ни намека на… "Папа хочешь посмотреть море поближе?" — "Хочу". — "Нигде не видела таких больших волн, давай поднимемся на мост и пройдем до конца, в крайнем случае промокнем… " — "Согласен". — "Ты вообще-то не очень смелый, не откажешься в последний момент?" — "Нет". Вышли из отеля. Ветер, холодно, темнеет. "Не лучше ли отложить до завтрашнего утра?" — "Нет, завтра море может успокоиться! Пошли!"

— Ах, какой же я идиот! — кричал отец. — Я совсем ослеп! Куда она идет в этой тонкой блузке? И почему так настаивает? Но я, кажется, посоветовал ей надеть что-нибудь сверху, да, да, посоветовал. "Мне жарко, у меня кровь закипает!" — так и сказала. Добрались мы до моста. Темень, хоть глаза выколи. Помню, я опять попросил ее не делать глупостей. Дальше вы знаете — как в дурном сне… "Осторожно, не поскользнись!" — кричу я ей. Молчит. Потом подходит совсем близко к перилам. "Что, боишься — я упаду?" А в голосе не то смех, не то плач, не могу разобрать. Боюсь, конечно, как не бояться: внизу все кипит, ревет, волны бьют в мост. Вот, потрогайте, у меня волосы еще мокрые… Тут она схватилась за столб, влезла на перила, раскинула руки и пошла по железному парапету. Я умолял ее, просил, попробовал схватить за ноги, она ведь в любую секунду могла потерять равновесие. И именно в этот момент она…

— Крикнула "Прощай!" и прыгнула в воду, так?

— Да, ногами вниз. Прыгнула, и я тут же потерял ее из виду.

— И ничего больше не сказала?

— Ничего. И эта записка под подушкой…

Следователь подробно описал, как отец схватился за голову, впился пальцами в волосы, будто хотел выдрать их с корнем, как раскачивался всем телом в разные стороны. Несчастнее его не было человека на земле — по крайней мере так казалось следователю.