Патрик Квентин - Подозрительные обстоятельства

— Это сделала она, — выдавил я с трудом. — Она убила Норму. А теперь… теперь убила Сильвию. Она что-то натворила в Париже, и Норма знала об этом. Сильвия узнала…

Не выпуская Прелести из объятий, я рассказал ей все — о мертвой Сильвии в ванной, об отпечатках собачьих лап, о Стиве Адриано, о письме в шкатулке для драгоценностей.

— Вот так обстоят дела. Но меня это не касается. Что с того, если она убийцй? Кого волнует это старое чудовище…

— Ники!

— Ты скажешь — она моя мать, но мне все равно. Я же не виноват, да? Я-то здесь вообще ни при чем! Меня не спрашивали, хочу ли я родиться…

— Ники, успокойся. — Я почувствовал, что она гладит мои руки. — Выслушай меня. Ты напрасно думаешь, что Сильвию убила Анни.

Прелесть прижалась ко мне, вглядываясь в лицо. Я видел при лунном свете, как блестят ее глаза.

— То, что произошло в Париже… Я об этом не знаю. Ничего не знаю. Но она не убивала Сильвию, не убивала Норму. Послушай, Ники. Днем, после нашего возвращения от Сильвии, когда вы все разошлись, Анни пришла ко мне.

— Пришла?..

— Да. Я не успела войти в комнату, как пришла она. И с места в карьер принялась читать мне нравоучения и песочила почти до самого представления. Понимаешь? У нее просто не было времени ни для чего другого.

— А собачьи лапы? А письмо в ее шкатулке?

— Это не она, Ники. Могу поклясться. Это сделал кто-то другой.

Собачьи следы. Значит, это не Ронни. Он не мог заполучить Трая. Остается Пэм, владелица пса. Пэм, которая могла знать о Париже. Пэм, которая была бы рада отдать за мать душу. Пэм, которая в вечер падения Нормы находилась поблизости. Она сама так сказала!

Сказала!

Но если Пэм, безумно преданная матери, убила двух ее соперниц, то от этого никому не легче. Нет, легче! Пэм не мать. О Пэм можно думать, ее можно подозревать.

Я все крепче прижимал к себе Прелесть. Я более не сомневался, что люблю ее. Потому что она принесла мне облегчение? Или потому, что она Прелесть? Кто знает?

— Милая, когда я думал, что убийца — моя мать… я готов был умереть.

— Бедняжка!

— Но, надеюсь, теперь все в порядке.

— Ники, ты со мной. Я всегда рядом. Я целовал ее губы, щеки, волосы.

— О, Ники, я поклялась, что не скажу тебе, потому что у тебя Моника и ты сын Анни Руд, а я — простая девушка… Но все же… Ники, я люблю тебя.

— Прелесть!

Луна над нами сияла ровным холодным светом.

Когда я проснулся, был уже полдень. Мне вспомнился вчерашний разговор с Прелестью, ночной Лас-Вегас, и я поспешил к матери. Она сидела на кровати и читала газету. Я обнял ее, в ответ она поцеловала меня, и мы оба почувствовали огромное облегчение. Я присел рядышком.

— Привет, ма! *

— Ники, милый, взгляни-ка, какие ужасные вещи пишет «Таймс».

О смерти Сильвии Ла-Мани трубили все газеты. Ее в семь утра обнаружила в ванной горничная, которой было приказано доставить Сильвии чашку чая «по доброй английской традиции». Как установил доктор Вудсайд, смерть наступила в результате сердечного приступа, который явился следствием неправильного питания и горячих солевых ванн. По утверждению врача, данный случай полностью аналогичен смерти кинозвезды Марии Монте, также умершей в ванне. Режиссер Рональд Лайт, с которым беседовали в отеле «Тамберлен», «потрясен потерей еще одной претендентки на роль Нинон де Ланкло». «Может, все дело в «Вечной женщине»? — вопрошали газеты. Похороны Сильвии были назначены на среду в Беверли-Хиллс.

И все. Старина Стив поработал на славу. О матери ни слова. Инспектору Робинсону нечем разжиться.

Тем не менее мать не забыли. Все газеты писали об успехе ревю «Анни Руд и ее семья». Приводились фотографии знаменитостей, почтивших своим присутствием наше выступление, интервью с выдающимися деятелями — от Майка Тодда и до губернатора Калифорнии. Летти Лерой прямо-таки захлебывалась от восторга: «Выступление Анни Руд в «Тамберлене» произвело неизгладимое впечатление на публику…»

— Кажется, им понравилось, верно? — Мать сняла очки. — Но не следует почивать на лаврах. Теперь, я полагаю, пришла пора поговорить о Сильвии с остальными. Если они еще не читали газет. Будь другом, милый, сходи за ними. Клеони, пожалуй, не стоит приглашать. С ней придется поговорить отдельно.

Я позвал всех в комнату матери. При виде Пэм я понял, что не хочу там оставаться. А так как необходимости в моем присутствии не было, я взял купальные принадлежности и отправился в бассейн. К моему удивлению и несказанному смущению, все меня узнавали, и вскоре окружили любители автографов.

Потом я немного поплескался в воде и, возвращаясь, зашел к Ронни. Признаться, он выглядел значительно лучше. А когда я рассказал ему о найденном письме и фотокопии, и вовсе воспрял духом.

Мы отправились в гасиенду. Из дверей спальни матери выходили наши домашние. Лица у них были явно испуганными.

— Анни! — воскликнул Ронни.

— Ронни! — В дверях появилась улыбающаяся мать в розовом халате. — Прости, дорогой, мне нужно кое-что обсудить с Клеони. Подождите в гостиной, я скоро буду.

Она направилась в комнату Клеони, а мы проследовали в гостиную. Там никого не было. Должно быть, члены нашего семейства разбрелись по комнатам на досуге обдумывать услышанное. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

— Алло, алло, мадам Руд? — сказал голос по-французски.

Услышав, как мать ответила по параллельному телефону, я положил трубку.

Минут через десять мать присоединилась к нам и сразу же обратилась к Ронни.

— Ну, Ронни, убедился, что все в порядке?

— Анни, ты гений. Я не в силах выразить…

— Глупости, дорогой. Какие могут быть счеты между друзьями. Мы со Стивом тоже друзья. Вот и все.

Ронни смотрел на нее с обожанием.

— Анни, я должен лететь в Лос-Анджелес. Не только ради похорон Сильвии, хотя и этим придется заняться. Но меня беспокоит картина. Анни, через три недели должны начаться съемки.

— В самом деле, дорогой?

Мать произнесла эти слова с отсутствующим видом.

— Анни, я в полной прострации. Подскажи, что мне теперь делать?

— Делать, дорогой?

— Анни, твое выступление здесь продлится как раз три недели… Анни, умоляю, возьми эту роль.

Я вздрогнул. Мне вспомнились слова инспектора Робинсона: «Если бы однажды утром я раскрыл «Тайме» и прочел, что Анни Руд играет Нинон де Ланкло…» Поистине, Ронни просто рехнулся! Нельзя же начинать этот кошмар сызнова.

Я взглянул на мать. Уж она-то, надеюсь, сохранила здравый смысл. Однако, казалось, ее мысли были совсем о другом. Медленно-медленно мать, повернула голову и посмотрела на Ронни.

— О, мой дорогой, мне ужасно неловко. Это ведь моя вина, я все заварила. Конечно, я могла бы… Но, боюсь, слишком поздно.

— Что значит — слишком поздно?