Алина Егорова - Ангел-хранитель

– Епишкина мать! Зачем ты мне это даешь?! Я латы просил!

– Так разве… – Лариса смекнула – она сглупила, и поспешила скрыться в фор-люке, пока на нее не обрушился капитанский гнев.

– Латы – это плоские дощечки, которые вставляются в парус для придания ему жесткости, – объяснила Рената. Она, как и Лара, не была опытным яхтсменом, но кое-что успела усвоить.

– А-а-а! А я-то подумала, что латы – это, судя по названию, нечто для защиты… Рыцарские доспехи латами называются. Ну, я и схватила прорезиненную куртку, как наиболее близкую по назначению.

– Не беда, я и сама еще плохо во всем этом ориентируюсь. Справочники перед походом пролистала, чтобы хоть немного быть в курсе, – улыбнулась Рената. – Ты под банками посмотри, а я в каюте.

Рената тоже спустилась. По стенам было развешено множество шкафчиков и полочек, в которых хранились яхтенные принадлежности – все на своих местах. Она не представляла, где могут лежать латы. Судя по их размеру, выходило, что где угодно. Рената принялась открывать дверцы одну за другой. Коробочки с гвоздями, веревки, салфетки, кисти, соль… Все нужно, все на борту пригодится. Тот, кто проводит на яхте каждые выходные, найдет латы с закрытыми глазами, а ей приходится действовать наугад, причем быстро, чтобы не заставлять ждать команду.

– Ну, долго еще?! – донесся сверху недовольный голос.

– Валера, объясни барышне, где искать, – раздраженно попросил капитан.

– Ларочка, латы у нас хранятся в каюте, у самого носика, с левой стороны.

– Я сейчас! – ринулась она к Ренате. – Не нашла? На носу, говорят, они лежат.

– Угу. Я слышала. – Рената достала несколько чехлов. – «1–2 стаксель. 3–4 стаксель», – прочитала она. – Это не то. Вот еще. – Она выбрала латы для грота и протянула их Ларисе.

Наверху утихли страсти – для установки паруса теперь все было готово. Рената окинула взглядом беспорядок, который она устроила в этой суматохе, и тут же принялась за уборку. Нужно было все вернуть на свои места, и не абы как, а аккуратно разложить по полочкам. Это оказалось не так-то просто сделать: Рената не запомнила, где что лежало, а уместить вещи произвольно не получалось. Лодка – не квартира, на ней барахло по шкафам не распихаешь! Но Рената не сдавалась. Времени много, и спешить ей некуда. Она стала методично наводить порядок: вываливала непослушные вещи на пол, чтобы уложить их снова. Возможно, кому-то эта работа показалась бы нудной, но только не Ренате: она была увлекающейся натурой и могла найти интерес в любом, даже в самом скучном деле, а ее ангельское терпение этому очень даже способствовало.

– Хозяйничаешь? – В каюту заглянул капитан. Установка грота завершилась, и Василич решил оставить Суржикова с Фианитовым вдвоем, без своего неусыпного руководства. Он порылся в ящике стола и выудил пачку сигарет. – Это правильно. Море любит порядок, – одобрил Василич, отправляясь на палубу.

Рената не заметила, как добралась до нижних стеллажей, где хранился всякий хлам, который не очень-то и нужен, но и выбросить его жалко. Чего там только не было: чьи-то изрядно поношенные кроссовки, свитер, больше похожий на тряпку, слегка поржавевший корпус от фонаря, потертая спортивная сумка с порванной ручкой, набитая газетами, и множество полупустых пакетов. Охваченная азартом, Рената уже не могла остановиться – руки ее жаждали деятельности. Здраво рассудив, что половину этих вещей можно смело отправить на помойку, она принялась за дело. На полу быстро образовалась горка мусора, к которой просились и газеты из сумки. Скомканный первый лист «Аргументов и фактов» вскоре там и оказался. Она достала плотный газетный сверток. Немного поколебалась, стоит ли его разворачивать – все-таки это уже не мусор, получится, что она копается в чужих вещах. «Может, там бутерброды кто-то с прошлого года оставил. Ничего не случится, если я в сверток загляну», – рассудила она и развернула газеты. Под слоем бумаги ее пальцы ощутили нечто твердое, и Рената уже не сомневалась, что у нее в руках – отнюдь не протухшие бутерброды. Появилось некое предчувствие, что-то засвербело в области сердца, отзываясь холодком в кистях… Интуитивно оглянувшись, словно она совершала нечто предосудительное, она торопливо принялась освобождать содержимое от упаковки. Вскоре показался пакет из плотной ткани. Внутри находился свернутый трубочкой холст. Логика, упрямая и безупречная, настойчиво твердила ей: ничего хорошего ее не ждет, знание чужих секретов до добра не доводит! Но и удержаться не было сил: Ренату одолевало любопытство, и было уже поздно – она уже сунула в эти секреты нос.

Яркое небо, освещенное зимним солнцем, искрящийся снег, резвая тройка и раскрасневшийся от мороза мужик на санях. Она держала в руках картину! Странное чувство охватило Ренату: смесь восторга с глубочайшей тревогой. Ей показалось, что зимняя свежесть ворвалась в каюту и обожгла ее холодом; ей почудилось дуновение ветра, заискрились на солнце снежинки, заскрипели сугробы и послышался топот копыт и перезвон бубенцов…

Это полотно она видела раньше, вернее, слышала его описание, настолько подробное, что перепутать картину ни с чем другим не могла. Именно о его пропаже ей рассказывала Арина, наивная сотрудница Русского музея! Моментально в сознании Ренаты пазлами – один к другому – стала складываться картина произошедшего. Некий вероломный аферист, назвавшийся Денисом, проник в доверие к Арине и с ее помощью завладел полотном. И этот «Денис» непосредственно связан с их экипажем, он имеет здесь сообщника, или и того хуже – сам находится среди них, вот уже который день идет с ними под парусом, общается, шутит, сидит вместе со всеми за обеденным столом… Как это неприятно и опасно – в море всякое случается, и тут важно быть уверенным в каждом, знать, что тебя не оставят в беде, протянут руку помощи, подстрахуют. А если рядом лицемер и мерзавец, то ничего хорошего от него не жди: он пройдет по трупам в угоду своим интересам. Рената быстро свернула полотно и убрала его обратно.

«Высокий, статный, на вид примерно тридцать семь лет, необыкновенные, очень выразительные глаза цвета оливы», – припомнила Рената описание «Дениса», данное ему ее подопечной. Арина была очарована этим негодяем и смотрела на него сквозь розовые очки, которые любого, самого захудалого мужичонку превращают в великолепного красавца. Тем не менее Суржиков захудалым не был, напротив, он был весьма видным мужчиной, и его внешность вполне соответствовала словесному описанию поклонника Арины: у Алексея – военная выправка, рост – метр восемьдесят, обаятельная улыбка и умопомрачительные глаза змеиного цвета. Фианитов, правда, тоже не урод – он высокий и статный, и ему тридцать восемь, как и Суржикову, глаза светло-карие, но при удачном освещении их с натяжкой можно назвать и зелеными. Тянул ли их цвет на оттенок оливы – вот вопрос! В представлении Ренаты оливки были зелеными, с легким налетом коричневого, а вот что подразумевала под этим описанием Арина – непонятно. Хотя олива в большей степени – зеленая. Она представила себе салат «Цезарь», который мама щедро посыпала мелкими плодами, нарезанными колечками. Колечки были зелеными, иногда черными, но это уже маслины, которые к цвету глаз афериста не имеют отношения. Все-таки в роли вероломного обольстителя Суржиков ей нравился больше. Он привлекательнее Валерия, наделен некой внутренней энергетикой и необъяснимым магнетизмом. Рената знала, что именно такие, как Суржиков, способны на смелые поступки – дерзкие и отчаянные. Он может вмиг расположить к себе любого, умеет быть милым и обворожительным. Такому ничего не стоит вскружить голову практически каждой особе противоположного пола, а уж доверчивой и наивной Арине – тем более. У Фианитова душа тонкая, он на авантюру с музейным экспонатом просто неспособен.