Алина Егорова - Ангел-хранитель

Его радушно принял дед Мирон, он жил один и был рад гостю, а уж фронтовику – тем более.

– Верховье-то наше в войну сильно пострадало, почти все погибли. Может, женщина эта не из нашей деревни? – предположил дед Мирон.

– Все может быть, – развел руками молодой человек. – Верховье ближе всех было, другие деревни совсем далеко, она так часто не смогла бы приходить ко мне…

– И то верно, – заметил дед. – Сам я нездешний, из соседних Пискарей сюда перебрался. У меня в Верховье до войны племянник с семьей жил. Он на фронте погиб, а жену его и деток фашисты убили. Я один остался. Я у них в гостях и не бывал почти, в Верховье никого из старожилов не знаю, иначе подсказал бы тебе.

Приезд в Верховье для Архипа многое значил. Он никогда раньше в этой деревне не бывал, лишь неподалеку от нее, но считал, что заново здесь родился.

Архип очнулся на пятые сутки. Все тело у него ныло, голова раскалывалась, вокруг было темно. Он попытался открыть глаза, но не смог. У него не получилось даже пошевелиться.

«Где я и что со мной? – закрутились в его голове вопросы. – Жив ли я вообще?»

Архип помнил, как он пробирался с товарищами сквозь заросли. Они шли в разведку, надо было осмотреться, выяснить, как далеко немцы. Потом раздались выстрелы, затем – ужасная боль и черная пропасть.

– Ты будешь жить, ты обязательно будешь жить, – заверял его чей-то женский голос. Он был ласковым, как у его матери. Его обладательница находилась рядом с ним, она гладила его по голове и называла Алешей. «Я не Алеша», – хотел сказать Архип, но не смог.

Она с ним разговаривала, рассказывала ему про своего сына, Алешу, и мужа – Митю, погибших на фронте, прикладывала к его губам влажную ткань, лечила его, выхаживала. Женщина говорила и про немцев – что те совсем близко. Она уходила и каждый раз обещала скоро вернуться. Архип ее очень ждал, она была его ниточкой жизни, и он радовался всякий раз, когда слышал ее легкие шаги, затем – шуршание и ее голос.

Однажды ее долго не было, очень долго. Архип ее так и не дождался. Он уже немного окреп и смог открыть глаза. Темнота, разбавленная узкой полоской света, падавшего откуда-то сверху… «Выход», – догадался Архип.

Он понимал, что помощи ему ждать неоткуда и следует собрать все силы, чтобы выжить. «Ты будешь жить, – звучал в памяти ее голос, и Архип ему верил. – Дома мамка тебя ждет, волнуется…» Она давно не получала от него писем и теперь наверняка сходит с ума в далекой Москве. Он ведь у нее единственный сын! Совсем он не думал о матери, сбежал на фронт в шестнадцать лет. Радовался, что сумел обмануть военкомат: накинул себе в метрике два года, и никто ничего не заметил. Потом он написал домой письмо, врал, как его хорошо кормят и что все у него замечательно. На самом деле ему было очень страшно впервые в жизни увидеть, как гибнут люди, и стрелять самому. Совсем рядом с ним поймал пулю в шею молодой парень… Он мечтал о «звезде героя» – и погиб в первом же бою.

Как там Москва и мама? Немцы прорываются на восток, а он здесь разлегся! Надо непременно выжить, чтобы защитить родной город и маму.

Рядом со своей лежанкой Архип на ощупь нашел еду: ломоть хлеба и твердую, как камень, вареную картошку. Давно он ничего не ел, и казалось, есть ему не захочется вовсе. Он с трудом запихнул в себя картофелину, хлеб же оставил про запас.

Он был еще очень слаб, когда решил покинуть свое укрытие и пробираться к своим. Брел по лесу наугад, едва переставляя ноги. В деревню соваться не стал, чтобы не нарваться на немцев.

Калинкину очень повезло. Его сами нашли свои, когда он лежал в забытьи под старой осиной. Архипу повезло вдвойне, поскольку это были люди из его части и ему не пришлось объяснять, кто он такой и почему оказался в лесу.

Долечился в медсанбате – и снова на фронт. Ранение, медаль и страшное известие: при бомбежке погибла мама. Архип был к ней очень привязан, теперь он остался совсем один. Некому писать письма, не за что воевать, разве что за Москву, но ей уже ничего не грозит – город отстояли. Калинкин справился с душевной болью и заставил себя собраться – не время раскисать, когда враг еще не побежден. Он немного не дошел до Берлина, получил очередное ранение под Варшавой и до конца войны провалялся в госпиталях.

Архип вернулся в Москву, утопавшую в цветах месяца мая. На перроне ждала толпа встречающих, но его встречать было некому. От этого ему стало особенно тоскливо, и захотелось, чтобы поезд ехал как можно медленнее, чтобы не ощутить своего одиночества, не почувствовать себя никому не нужным. Но он ошибся – встречали всех, обнимали, как родных, дарили цветы. Музыка, радость, победа! Впереди новая жизнь, без войны, жизнь, в которой будет только хорошее. Архипу на шею бросилась девчушка в пионерском галстуке, потом подошла пожилая женщина и обняла его, как сына. В руках у него оказалась ветка сирени. Его товарищей тоже душили в объятиях, дарили им букеты.

Дом Архипа был полуразрушен, от шестого этажа, на котором жили они с матерью, остались обгоревшие развалины. Архип вдруг ощутил, что не осталось ничего, что связывало его с детством, которое внезапно закончилось четыре года тому назад.

Был на земле еще один человек, которого Архип считал родным. Спасшая его женщина, с голосом, похожим на голос его матери. У нее тоже погибла вся семья: нет больше ни мужа ее, ни сына. Он решил ее найти, чтобы заботиться о ней вместо сына.

Дед Мирон переполошил всю деревню, но нашел человека, знавшего семью Артемьевых.

– Это, наверное, жена Дмитрия была, Варвара, – сообщила ему Зинаида. Во время войны Зинаида жила в Верховье, потом вышла замуж за вдовца из соседнего села и перебралась к нему. – Сын у них был, Алеша. Они вместе с отцом ушли на фронт, и оба не вернулись. Варвары тоже больше в живых нет. Она при немцах в Верховье оставалась, только те ее не тронули – наши пристрелили. Говорят, Варвара немцам помогала, их раненых выхаживала. И еще говорят, что она была шпионкой.

Архип окаменел. «Как это – наши пристрелили?! У нее муж и сын на фронте погибли, она жизнью рисковала, когда меня спасала. Немцы ее не тронули, а наши… Выходит, наши – хуже немцев?» – подумал он.

Ему показали могилу Варвары. Заросший бурьяном холмик на отшибе. Ухаживать за ним было некому – из родни, даже дальней, у Варвары не осталось никого. Односельчане следить за могилой побаивались – все же Варвара погибла как предательница Родины.

Архип не верил, что Варвара перешла на сторону немцев. Может, она и выхаживала немецких солдат, как и его, так что же? Врачи ведь дают клятву Гиппократа, которая обязывает их оказывать медицинскую помощь каждому человеку, даже врагу.

Варвара спала чутко. Эта привычка появилась у нее, когда родился сын Алешка. Она слышала во сне каждый его вздох и тут же просыпалась, если звуки, издаваемые ребенком, вызывали у нее тревогу. Мальчик давно вырос, а сон у Варвары так и остался неглубоким. Теперь, когда в ее избе лежал полуживой немецкий солдат, эта привычка обострилась. Ночью он часто бредил, бормотал что-то невразумительное. Она вставала, подходила к нему и ухаживала, как за родным.