Роуз Коннорс - Временная вменяемость

— Теперь о девочке, — говорит начальник полиции, перебирая бумаги. — Ее нужно отправить в отдел социальной помощи.

Я озираюсь и вижу, что Мэгги здесь, к счастью, нет. Массачусетскому отделу социальной помощи нельзя доверять детей.

— Не знаю, где она, — говорю я. — Но я ее найду. Она может пожить у меня.

— Вы ее родственница? — спрашивает Фицпатрик.

— Да. Троюродная сестра.

— Ясное дело, — хмыкает начальник полиции. — А моя троюродная сестра — английская королева. — Но бланк для отдела социальной помощи он комкает и бросает в корзину. После чего вместе с полицейскими выходит из кабинета.

Приятно, что хотя бы в некоторых вопросах мы с Томми Фицпатриком единомышленники.

Вечером я оставляю Мэгги Бейкер в конторе с Гарри и Кидом, а сама еду в тюрьму округа Барнстабл. Женское отделение — место мрачное. Серые бетонные стены, такой же потолок. Узенький коридор освещают тусклые лампочки с решетками вместо плафонов.

Меня сопровождает мощная бабища, жующая жвачку. Она останавливается перед железной дверью, выбирает нужный ключ из связки на металлическом кольце. Дверь открывается, я вхожу, и дверь за мной тут же захлопывается.

Здесь тесно, как в телефонной будке. Соня Бейкер сидит и смотрит на меня через пуленепробиваемое стекло. На ней оранжевый тюремный комбинезон.

Я сажусь на пластиковый стул и беру телефонную трубку. Она тоже берет трубку и морщится, по-видимому, от боли.

Выглядит она как жертва железнодорожной катастрофы. Правая рука от предплечья до запястья в гипсе. Губы немного получше, а глаз еще больше заплыл. Я вдруг понимаю, что к нему мы лед не прикладывали. Он теперь почти не открывается, и синяк стал багровым.

— Он правда умер? — спрашивает она срывающимся голосом.

— Да, — отвечаю я.

Она наклоняет голову и молчит.

— Соня, вы должны мне рассказать, что с вами случилось.

— Какая теперь разница? Говарда больше нет.

— Разница есть. Что случилось перед тем, как вы приехали к нам?

— Он по воскресеньям играет в покер. Каждую неделю одно и то же. Играет допоздна, много пьет, утром мучается от похмелья. Понедельники — хуже всего.

— Но сегодня было особенно плохо, — подхватываю я.

— Да. — По щекам у нее текут слезы. — Его не было всю ночь. Пришел только в шестом часу. А ему на работу в восемь. Он заснул прямо на диване.

Я киваю.

— В семь я пыталась его разбудить. Правда пыталась. Но он не вставал. Я позвонила ему на работу и сказала, что он заболел. Обычно такого не бывает. Говард почти не пропускает работу.

Соня утирает слезы рукавом.

— Он проснулся около полудня, злой как черт. Сказал, что не попал на работу из-за меня. Потому что я его не разбудила. Я сказала, что пыталась. Поклялась, а он все равно не поверил. А когда он узнал, что я позвонила и сказала, что он заболел, то совсем рассвирепел.

Я пристально смотрю на нее. Она сама не понимает, что ее рассказ — чистое безумие.

— Он снова стал пить, — продолжает она. — Метался по дому, выпучив глаза. Я спряталась на кухне, но он ворвался, схватил меня и толкнул, я ударилась о холодильник. Раз толкнул, другой. А когда отпустил, я упала. И он пнул меня ногой.

Она показывает на заплывший глаз.

— Я думала, он на этом остановится. Мэгги уже была во дворе и… — Тут Соня встревоженно спрашивает: — А где Мэгги?

— У меня в конторе. Она побудет со мной, пока все не уладится.

— Спасибо вам, — шепчет Соня.

— Не за что. Соня, ведь сегодня понедельник. Мэгги должна была находиться в школе.

Она несколько секунд молчит, потом смущенно говорит:

— Мэгги часто пропускает школу по понедельникам.

Понятно. Она же сказала, что по понедельникам хуже всего.

— Итак, Соня, вы решили, что он больше не будет.

— Да. Обычно он только один раз на меня набрасывается, а потом приходит в себя.

— Но не в этот раз.

— Да… Я пыталась добраться до двери. Мэгги оставила ее открытой и звала меня. Она завела машину. Но Говард схватил меня сзади, сдавил мне шею. Я не могла дышать. А когда я попыталась его оттолкнуть, схватил меня за руку. — Она показывает на гипс. — Он выгнул ее назад, и я услышала, как хрустнула кость. Он тоже услышал. Но все равно не остановился.

Я пытаюсь представить худенькую Соню рядом с великаном Дэвисом.

Соня плачет.

— Когда он меня отпустил, я хотела убежать. Но не успела. Он ударил меня по лицу.

— И разбил вам губу?

— Наверное. В общем, я ударилась о кухонный стол.

Я киваю, жду продолжения, но она умолкает. Я понимаю, что мы подошли к самому трудному.

— Что было потом, Соня?

— Ничего. Я села в машину, Мэгги привезла меня к вам. Она сказала, что пора положить этому конец, сказала, что вы нам поможете. Она видела вас по телевизору. У меня не было сил с ней спорить.

Я внимательно смотрю на нее. Она немного успокоилась. Я наклоняюсь и вглядываюсь в единственный здоровый глаз.

— Слушайте, Соня, я — ваш адвокат. Вы должны рассказать мне, что случилось с Говардом.

— Я не знаю… Я думала, вы мне расскажете.

Если она и лжет, то очень ловко.

— Вы помните, где он был, когда вы выбежали из дома?

— Конечно. Я все время на него оглядывалась. Он пошел в гостиную. На диван, к бутылке.

Она смотрит куда-то в пустоту. У нее больше нет сил.

— Соня, я намерена просить суд, чтобы вас направили на обследование к психиатру. Вы согласны?

— Согласна.

По ее лицу я понимаю, что ей это не нравится. Она начинает во мне сомневаться.

— Сейчас я скажу то, что вам покажется странным. Будьте к этому готовы. Я собираюсь заявить, что у вас, возможно, синдром постоянно избиваемой женщины. И также собираюсь поднять вопрос о самозащите.

Соня молча смотрит на меня.

— Постарайтесь поспать, — говорю я и хочу повесить трубку. Но она останавливает меня.

— Думаете, я его убила? — спрашивает она.

— Власти штата так думают. И пока мы не узнаем, какие доказательства собрал прокурор, мы должны обороняться по всем фронтам.

— Я его не убивала.

— Наверное.

— Вы можете мне сказать, как он умер?

— Его зарезали, — отвечаю я.

Она не произносит ни слова. Только судорожно вздыхает.

— Соня!

Она поднимает на меня глаза.

— Мэгги просила вам передать, что очень вас любит.

Соня улыбается сквозь слезы и вешает трубку.

Мэгги просила передать не это. Она просила передать, что мы во всем разберемся и что все будет хорошо. Но я не могла заставить себя сказать это.

Когда мы получили от местного телеканала кассету с записью трагедии на аэродроме, Гарри перенес телевизор и видеомагнитофон в комнату для совещаний. На следующий день Кид притащил кучу видеоигр.

Когда я возвращаюсь, Кид с Мэгги ведут яростный виртуальный бой. Гарри, развалившись в кресле, наблюдает за ходом битвы. Судя по выражению его лица, он ни черта не понимает.