Роуз Коннорс - Временная вменяемость

Тысяча восемьсот семьдесят девятый год! Я попросила Дженет, библиотекаршу нашей юридической библиотеки, подобрать дела, где защита настаивала на признании подсудимого временно невменяемым, и она предложила мне посмотреть дело, решение по которому было принято в январе 1879 года.

— Ничего посвежее нет? — спросила я. — Хотелось бы пример из недавнего прошлого, где прослеживается связь с современной идеологией.

Дженет сама забралась на стремянку и достала с верхней полки том настолько древний, что переплет буквально рассыпался у нее в руках. И раскрыла пожелтевшие страницы на месте, заложенном листком бумаги. Я поняла, что этот вопрос ей задавали и раньше.

Она просмотрела несколько абзацев и, ткнув пальцем в середину страницы, протянула книгу мне.

— Судья Паксон много размышлял на эту тему. Сама прочитай. Что я и сделала.

«Мы обязаны сообщить вам, что существует заболевание, известное в юриспруденции как «одержимость убийством». Что это и в чем заключается, до сих пор не объяснил с надлежащей точностью ни один юрист».

Когда я подняла голову, Дженет, которая уже шла к своем столу, обернулась и бросила на меня многозначительны взгляд. Я поняла намек: прошло сто двадцать пять лет. И мал что изменилось.

— Твой подзащитный, Марта, решил сам вершить суд. И застрелил человека, причем перед объективом видеокамеры. Ему будет предъявлено обвинение в убийстве первой степени. В крайнем случае — второй.

Джеральдину Шиллинг недавно избрали прокурором округа Барнстабл, в который входят все города на Кейп-Коде. Она набрала большинство голосов — благодаря программе «Преступлениям — нет!». На следующих выборах она намерена закрепить успех. И полагает, что нынешнее дело этому поспособствует.

Восемнадцать лет Джеральдина была помощником окружного прокурора. Десять из них я проработала с ней вместе. И ушла только полгода назад. Я впервые оказалась с ней по разные стороны стола.

— Зачем ты мне позвонила, Джеральдина? Что тут обсуждать?

Она почти всю беседу провела на ногах. Джеральдина вообще редко садится. Она складывает руки на груди, встряхивает белокурыми кудрями и, склонив голову, улыбается. Однако ничего не отвечает. Ее зеленые глаза устремлены куда-то мимо меня.

Мне незачем оборачиваться: я и так знаю, что к нам сейчас присоединится новый помощник окружного прокурора. Джей Стэнли Эдгартон Третий имеет привычку откашливаться, прежде чем говорить. Так он предупреждает всех окружающих, что сейчас что-то произнесет — не дай бог, кто упустит хоть слово.

— Реальное положение дел, адвокат Никерсон, — произносит он нараспев. — Полагаю, нам следует обсудить реальное положение дел.

Джеральдина взяла Стэнли на работу месяц назад — переманила из конторы в Нью-Бедфорде. Аккуратист и зануда с практически безукоризненным послужным списком. За восемь лет службы в Нью-Бедфорде Стэнли участвовал как обвинитель в двенадцати процессах об убийстве. Выиграл все. И этот тоже не намерен проиграть. Стэнли усаживается так, что его полуботинки с кожаными кисточками почти касаются моих туфель, и у меня тут же возникает ощущение, что в этой комнате на нас обоих кислорода не хватает.

Я встаю и направляюсь к двери:

— Если это все, что ты можешь предложить, Джеральдина, думаю, лучше отложить все выяснения до слушания дела.

Стэнли преграждает мне дорогу:

— А защита вашего клиента, адвокат Никерсон? На чем она будет строиться? — Он берет со стола Джеральдины видеокассету и идет к видеомагнитофону. — Может, он скажет: «Бог ты мой! Я вовсе не собирался убивать его на глазах изумленной публики»? Это будет весьма действенно.

Стэнли вставляет кассету в магнитофон и кровожадно смотрит на экран. Он, разумеется, уже видел эту запись. Мы все видели.

На экране появляется темно-зеленый военный вертолет. Он опускается на единственную посадочную полосу аэродрома города Чатем. Вертолет встречают штук шесть патрульных машин и фургонов прессы. Дверца открывается, появляется Гектор Монтерос в наручниках. Он спускается по трапу: один охранник впереди, другой — позади. Из-за горизонта встает солнце.

В нижнем правом углу экрана видно, как из тени ангара выходит Бак Хаммонд. Это и есть мой клиент. Пока Монтерос с охраной не ступают на дорожку, он стоит неподвижно. А потом вскидывает охотничье ружье и стреляет. Монтерос падает как подкошенный.

Стэнли улыбается:

— А может, и так: «Тьфу ты, черт! Я и понятия не имел, что камеры работают». Да, на этом уже можно строить защиту.

Стэнли ниже меня ростом — собственно говоря, он ниже большинства людей, — поэтому, прежде чем ответить, я рассматриваю его репообразную голову. Жидкие, почти бесцветные волосенки зачесаны на розоватую лысину. Широкий лоб нависает над крохотными карими глазками, которые на бледном одутловатом лице кажутся слишком темными.

— Вот народец… — бормочет он, тряся головой, и на лбу у него пульсирует жилка. Я ее и раньше замечала — когда он злится, она синеет. А Джей Стэнли Эдгартон Третий злится довольно часто.

Стэнли говорит про нас «вот народец» с первого дня пребывания здесь. До Нью-Бедфорда каких-нибудь пятьдесят километров, но Стэнли воспринимает жителей Кейп-Кода, во всяком случае некоторых из них, как инопланетян. Он поворачивается ко мне спиной и выключает телевизор. Я свободна.

Члены нью-бедфордской коллегии адвокатов предупреждали нас о Стэнли. Скользкий тип. Говорят, он безмерно гордится тем, что в зале суда играет роль центральной фигуры.

Тяжелая предстоит неделя.

— До завтра, — говорю я ему.

Я иду к двери, а Джеральдина тянется через стол к Стэнли. Перед тем как дверь за мной захлопывается, я успеваю расслышать ее слова.

— Вы ее недооцениваете, — говорит Джеральдина.

Я не могу сдержать улыбку. В устах Джеральдины это высокая похвала.

Последним рабочим днем Гарри Мэдигана на должности государственного защитника округа Барнстабл было 1 ноября. После двадцати лет службы он наконец собрался открыть собственную контору.

Те жители округа Барнстабл, у которых случались проблемы с законом, знают Гарри прекрасно. Они ему доверяют. Еще до того, как он обзавелся собственной вывеской, они были его клиентами, и их биографии хранятся у него в картотеке.

Проработав десять лет у окружного прокурора, я вовсе не рвалась возвращаться к адвокатской практике, и Гарри это отлично знал. Но когда он пришел ко мне с делом Бака Хаммонда, у меня не было выбора. Гарри и это знал.

Порой мне кажется, что Гарри видит меня насквозь. Он понимал, что я буду биться за Бака, что я найду оправдание поступку Бака. Однако есть одна проблема. Наша правовая система придерживается другой точки зрения. У нас одна надежда: что жюри присяжных окажется на высоте и, если понадобится, пренебрежет правилами — ради торжества справедливости. Порой присяжные на такое способны.