Шарли Палмер - Зона опасности

— Нет! Потом приходите.

Дверь захлопнулась, в замке повернулся ключ.

У Берни ему удалось занять место поближе к окну, правда, не к тому, что обычно. С этого места приходилось тянуть шею, чтобы увидеть дом священника. Сэм взглянул на часы. Ладно, подождем до половины шестого.

Поднялся какой-то крик: Берни стоял у двери, отталкивая норовившего войти внутрь человека с мешком для мусора на голове.

— Мотай отсюда.

— Эй, полегче, — сказал Сэм. — Там же дождь идет.

— У меня тут нормальные посетители, они хотят спокойно поесть. А от этого вонючки их наизнанку выворачивает. Уведи его отсюда, иначе я и тебя обслуживать не стану.

Сэм вытащил бумажник, отсчитал пару десяток.

— Пакет молока, гамбургер. — Он взглянул на Янки. — Лучше два гамбургера, кофе. Неси.

Берни взял деньги, ткнул большим пальцем в Янки:

— Жди снаружи.

— Он подождет здесь, пока я буду звонить по твоему телефону, а сдачу можешь оставить себе.

Сэм снял трубку висевшего у двери телефона и набрал домашний номер Пити. Всего один гудок, и голос ответил:

— Ле Понт.

— Пити, это я. Есть что-нибудь?

— Да. «Линкольн» зарегистрирован в отеле и казино «Трилистник», Атлантик-Сити. Я позвонил туда, якобы от УПНО. Хозяин гаража, Малруни его фамилия, говорит, что машину используют только для доставки постояльцев из аэропорта и обратно. А в день, который нас интересует, машина, по словам Малруни, вообще из гаража не выходила. Ее ремонтировали, у него имеются квитанции ремонтников.

— Все это куча дерьма. Машина бронирована, Пити. Я всадил в нее пару пуль, так они даже краску не поцарапали. Ладно, спасибо. — О Джимми Сэм спрашивать не стал; он знал, что, услышав ответ Пити, может сорваться. — Я позвоню.

Он повесил трубку, взял пакет с едой, который Берни плюхнул рядом с ним на пол, вышел под дождь и глянул на Янки.

— Есть тут поблизости сухое место?

— Мне и здесь хорошо. — Янки окинул взглядом пакет. — Жратва для меня или ты ее сам собираешься употребить?

— По обстоятельствам. Мне нужна кое-какая помощь.

— Что за помощь? Я видел утром, что тут творилось.

— Да нет, ничего похожего на утренние дела. Священник, отец Патрелли, должен скоро вернуться, и мне нужно знать, что он уже дома. У него там, в проулке, гараж. Он может подъехать к дому и спереди, и сзади. А я находиться одновременно в двух местах не могу.

— И ты хочешь, чтобы я засел в проулке?

— Нет. Там буду я. Скорее всего, он на машине и ему понадобится гараж. Если ты знаешь сухое место, откуда будет видна входная дверь, ты мог бы очень мне помочь. Ну что?

— Ладно. А как насчет жратвы?

— Давай отойдем от двери.

Сэм подождал, пока Янки соберет свои пожитки. Янки пошел по улице в сторону реки. Сэм, пристроившись с ним рядом, нес пакет с едой.

— Ты поспрошал тут насчет фотографии?

— Ага. Я и к Берни-то пришел, чтобы тебе сказать. Одна моя знакомая бабка признала второго парня. Имени она не помнит, но в лицо его знает точно. Говорит, одно время он тут часто бывал. — Янки поднял к Сэму лицо, улыбнулся. — Ну что, заработал я бутылку «Чивас Ригал»? Большую?

— Конечно, но мне нужно больше информации. Покажи ей снимок еще раз. И если она его помнит, могут помнить и другие. Так что продолжай показывать фотографию, идет?

— Деньги твои, странник. Бутылка в обмен на имя, правильно? И еще одна за работу. «Чивас», ну и, может, «Кохиба», а то и две в придачу. Или «Черчилль». Люблю хорошие сигары.

— Послушай, а кто ты, черт возьми, такой?

— Ты хочешь сказать, кем я, черт возьми, был, южанин? — Янки, показав гнилые зубы, улыбнулся. — Я уж почти и забыл. Теперь я просто джентльмен с улицы. Давай жратву.

Кофейня оказалась безымянным заведением на джерсийской магистрали. Мэгги оглядывала ярко освещенный зал, в котором и в этот поздний час было полно народу, пока глаза ее не остановились на знакомой фигуре в дальней кабинке. Бобби был в цивильной одежде — твидовый пиджак, джинсы. Она подошла к нему,скользнула в кабинку.

— Спасибо, что пришел, Бобби.

— Да ну, чего там, пожалуйста. Донни снаружи?

— Нет. Я сама вела машину. Мою, старую. Мама почему-то сохранила ее. Как и «мерседес» Джеймса.

Бобби встревожился:

— Лучше бы тебя привез Донни.

— За мной никто не ехал. Я проверила. Но ФБР, скорее всего, знает, что я здесь. Я звонила тебе из папиного дома.

К ним подошла улыбающаяся официантка с блокнотом.

— Кофе, пожалуйста, — сказала Мэгги.

Бобби заказал омлет, картошку и тост — каждому.

— У тебя усталый вид, — заметил он, когда официантка ушла.

— Я видела О'Мэлли, — резко ответила Мэгги. — Он присылал за мной своих бандюг.

— Они не били тебя? — быстро спросил Бобби.

— Нет. Но Джимми у О'Мэлли. Я слышала запись — он плакал и звал меня.

— Ох, Андреа, любовь моя… — Бобби, похоже, и сам не понял, что сказал.

Официантка принесла еду, и Мэгги, едва дождавшись, когда девушка отойдет, наклонилась к Бобби.

— Устрой мне встречу с папой, Бобби. Если я смогу поговорить с ним, я, возможно, заставлю его все понять.

— Понять что? Нет, погоди. О чем ты говоришь?

— О том, что О'Мэлли знает: папа жив. Несколько недель назад убили гробовщика, Альдо Риччи. Горло у него было перерезано, а язык протянут сквозь разрез.

Бобби словно окаменел.

— Впервые слышу. Риччи заплатили за молчание кучу денег.

— Как бы там ни было, О'Мэлли сказал мне, что хочет встретиться с папой.

Патрелли покачал головой.

— Не качай головой, Бобби, — взорвалась Мэгги. — Я знаю папу. Где бы он ни находился, у него должен быть исповедник. А кто мог стать им, как не ты?

— Нет…

— Единственный кроме тебя священник, которому он доверился бы, — это кардинал Маттерини, но, хоть они и вместе росли на Сицилии, мне трудно представить, что его преосвященство тайком ускользает от всех каждый раз, как папа пожелает исповедаться.

Патрелли взял вилку, поковырялся в остывшем омлете.

— Скажи, Андреа, — Бобби отложил вилку, так и не проглотив ни кусочка. — На пленке, которую давал тебе слушать О'Мэлли, были чьи-нибудь еще голоса?

— А какая разница?

— Ну, ты же не знаешь наверняка, что Джимми у О'Мэлли. Ты знаешь только, что у него имеется запись голоса Джимми.

— По-твоему, я об этом не думала? Но это все, за что я могу ухватиться. Бобби, все, чего я хочу, — это увидеться с папой.

Рыдания сдавили ей горло.

Патрелли встал, обошел вокруг стола, сел рядом с Мэгги. Он обнял ее, прижал к себе и забормотал: «О, любовь моя, любовь моя». Он всегда называл ее так.

Мэгги в отчаянии припала к нему. Такой знакомый, почти родной. И как она любила его… Но она — уже не та девочка, какой была когда-то. Мэгги выпрямилась.

Патрелли нежно отвел волосы с ее мокрого лица, наклонился, приблизив губы к ее губам, и Мэгги почувствовала, что он дрожит. И положила ладонь ему на грудь.