Мари Аделаид Беллок Лаундз - Роковой дом

По пути обратно они слышали, как прохожие толкуют о графе де Вирье и о высоких ставках Сегодня в Клубе.

— Нет, теперь он выигрывает, — произнес кто-то и на лице мадам Вахнер возникло озабоченное выражение: если граф Поль выигрывает, значит, ее Фриц проигрывает.

Увы! Ее опасения оправдались. Когда они с Честером вошли в зал для игры в баккара, ами Фриц стоял поодаль от стола, заложив руки в карманы и рассеянно глядя через темное окно на озеро.

— Ну? — резко спросила мадам Вахнер. — Ну Фриц?

— Не повезло! — Он зло тряхнул головой. — Все из-за этой проклятой системы! Мне бы вступить в игру раньше, тогда бы я, скорее всего, выиграл кучу денег, но в тот самый момент ты вмешалась и стала канючить, чтобы я ушел… — Он смотрел на жену волком.

Честер тоже взглянул на мадам Вахнер. Он восхищался ее самообладанием. Румянец на ее лице стал немного гуще — вот и все.

— Ничего не поделаешь, — чуть холодно отвечала она на французском. — Я знала, что это случится, поэтому не огорчаюсь. Что-нибудь уцелело? Остались хотя бы пять луи, которые я дала тебе в начале вечера?

Мсье Вахнер угрюмо покачал головой.

— Ну что же, пора идти. — Она повернулась к выходу, супруг пошел следом,

Когда Сильвия медленно и устало поднималась в свою комнату, в ее воспаленном мозгу внезапно вспыхнул ужас перед Лаквиллем.

В первый раз за все время, пока она жила в «Вилле дю Лак», Сильвия заперла за собой дверь спальни и, не включая света, уселась.

Она испытывала тягостное чувство унижения та боли. Со жгучей насмешкой говорила она себе, что Поль де Вирье к ней абсолютно безразличен, если бы она для него хоть что-нибудь значила, он бы никогда себя так не повел.

Она не стала долго предаваться этим мыслям, а поднялась и включила электрический свет. Усевшись за небольшой письменный стол, которым ее предупредительно снабдил мсье Польперро, она, клеша и волнуясь, набросала записку:

«Дорогой граф де Вирье!

Я сегодня очень устала и, думаю, не смогу завтра отправиться на верховую прогулку.

Искренне Ваша, Сильвия Бейли».

Всего две строчки, но этого довольно. До сих пор — и ей стыдно было об этом думать — она позволяла себе в общении с графом Полем некоторое амикошонство, как сказали бы матроны из Маркет-Даллинга, теперь ей следует вести себя сдержанней и холодней.

Она вложила письмо в конверт, надписала имя и спустилась вниз. Час был поздний, но мсье Польперро еще не лег спать. Хозяин никогда не удалялся на покой, не убедившись, что все гости благополучно разошлись по своим номерам.

— Будьте любезны, не могли бы вы доставить сегодня графу де Вирье? — спросила Сильвия коротко. А когда маленький человечек взглянул на нее с удивлением, добавила: — Я хочу предупредить графа, что не поеду с ним завтра кататься верхом. Уже поздно, я устала и хочу спать. Меня утомила долгая автомобильная поездка. — Она вымученно улыбнулась.

Мсье Польперро наклонил голову.

— Разумеется, мадам. Граф получит записку, как только вернется. Теперь уже недолго ждать.

Но нет ничего легковесней, чем обещание южанина. Конечно, мсье Польперро намеревался в тот же вечер отдать графу записку, но отложил ее в сторону и совершенно о ней забыл.

Сильвия провела ночь беспокойно, и утром, когда под окном раздались призывные звуки — лошадиное ржанье и цоканье копыт — еще была погружена в тяжелый сон. Услышав шум, она вскочила и через щель в задернутых занавесках выглянула во двор.

Стояла прекрасная погода. На поверхности озера играла легкая рябь. Дверь виллы открылась, и Сильвия услышала голоса. Значит, граф Поль все же собирается кататься в одиночку? Сильвии стало обидно и досадно.

Поль де Вирье и мсье Польперро стояли рядом. Вдруг она увидела, как мсье Польперро, с жестом раскаяния, протянул графу вчерашнюю записку. Граф Поль прочел ее, положил обратно в конверт и спрятал в нагрудный карман куртки.

Он не отослал лошадей, как втайне надеялась Сильвия, а сказал что-то мсье Польперро. и поспешил обратно в дом, но вскоре вернулся почтительным поклоном что-то протянул графу.

Это была коробочка для визитных карточек. Поль де Вирье нацарапал что-то на карточке и отдал ее мсье Польперро. Спустя минуту он выехал через ворота.

Сильвия отошла от окна, но возвращаться в постель ей не хотелось. Она не находила себе места: досадовала, что отказалась от прогулки. Когда, наконец, принесли чай, Сильвия обнаружила на подносе карточку от графа:

«Мадам!

Весьма огорчен тем, что вам нездоровится, но надеюсь, вы все же сможете этим утром спуститься. У меня имеется для вас послание от моей сестры.

Преданнейший мадам, Ваш слуга, Поль де Вирье».

Они встретились в саду… том самом, где так проводили вдвоем короткие и счастливые утренние часы. Инстинктивно стремясь к уединению и избегая любопытных глаз, они направились арочному проходу в стене, за которым располагался огород.

Только что пробило десять, и садовники на часок удалились, поскольку честно заслужили отдых; в летнюю пору их работа начиналась с самого рассвета. Таким образом, граф Поль повел свою спутницу в весьма уединенный, наполненный ароматами уголок.

Ступая по узким, обсаженным благоуханными травами тропинкам, они достигли дальнего конца Рода, и там граф спросил:

— Не хотите ли пройти в оранжерею?

Сильвия кивнула. Это были первые слова, которые она от него сегодня слышала, за исключением короткого: «Доброе утро, надеюсь, мадам чувствует себя лучше».

Граф посторонился, чтобы пропустить Сильвию в большое красивое здание, очаровательный образчик художественных вкусов восемнадцатого века. В прохладной и ароматной атмосфере оранжереи легко было забыть об уродстве обыденного мира.

— Не желаете ли присесть? — медленно произнес граф. А потом, словно бы откликаясь на невысказанные мысли своей спутницы, добавил: — Кажется, прошло сто лет с тех пор, как мы в первый раз побывали здесь вместе, мадам.

— Когда вы так серьезно уговаривали меня покинуть Лаквилль, — откликнулась Сильвия, стараясь держаться непринужденно.

Она села на изогнутую каменную скамью и, как в то памятное утро, когда они были еще едва знакомы, он занял место на другом конце.

— Ну? — спросил он, глядя на нее в упор. — Ну, видите, я все же вернулся!

Сильвия не отвечала.

— Я не должен был возвращаться. Это слабость. — Говоря, он не глядел на нее, а прослеживал воображаемые узоры на каменном полу. — И вернулся, — заключил он тихо и горестно, — потому, что не мог больше находиться вдали от вас. — Сильвия по-прежнему молчала. — Вы не верите? — Он слегка повысил голос.

Наконец, она подняла глаза и заговорила:

— Думаю, это вы себе вообразили. Уверена, вы возвратились в Лаквилль не только из-за меня.