Сэм Льювеллин - Тросовый талреп

Блондин снова кивнул. У меня было ощущение, что я его где-то уже видел.

— О, между прочим, — продолжал Лундгрен, — очень печально было услышать об Эване.

Он произнес это как-то по-светски, словно поддерживая вежливый разговор. Я сказал, что да, печально. А потом добавил:

— Мне хотелось бы принять ваше приглашение и побывать в каменоломне как-нибудь на днях.

— В самом деле? — спросил Лундгрен. — Я и не думал, что люди из Кинлочбиэга так энергичны. — Он позволил своим холодно-каменным глазам задержаться на мне. — Лизбет, ты сможешь это организовать?

Он улыбнулся, а потом повел Курта дальше по террасе, туда, где за кружками легкого пива сидел полный стол сурового вида молодых людей с короткими стрижками.

Из-за тучи выглянуло солнце. От компании Лундгрена долетел внезапный взрыв смеха, похожий на пронзительный лай стаи собак. Я мельком оглянулся на них.

И замер от изумления.

Курт сидел спиной к солнцу. Его волосы были настолько тонкими и редкими, что череп розово просвечивал сквозь блондинистую стерню. И я вспомнил, где я его видел раньше.

Он был тем самым человеком в лодке вместе с Дональдом Стюартом в день, когда тот столкнул Эвана в рыбий садок.

За обедом мы выпили еще одну бутылку шампанского, поели омаров и поболтали о плавании под парусом и о жизни на Карибском море. В течение часа-другого это было почти похоже на беспечный, ленивый отдых. Я так и сказал. Лизбет нахмурилась.

— Я не могу понять, почему Проспер приезжает сюда на лето. Куда лучше отдыхать на Мартинике или на Лазурном берегу.

— Здесь безлюдно, — сказал Проспер. — И никаких тебе ураганов. А в придачу есть возможность затащить свою задницу на какие-нибудь холмы и посоревноваться на яхте с моим старым приятелем Гарри.

— И погоняться за оленями? — добавила Лизбет.

— Это я уступаю Дэвиду и его мускулистым дружкам, — с ухмылкой сказал Проспер. — Имей в виду, это отличное занятие. Ты когда-нибудь видела оленя-самца в период гона? Смерть или слава. Подстрели его — и он даже не заметит. Вроде тебя, когда ты взбираешься на гору. — Он покачал головой. — Женщина-муха. Ты — великолепное создание, вроде радуги. — Она стукнула его кулаком по руке, да так и оставила там свою ладонь. — Или вот Гарри у Хорнгэйта. Ты так шел сквозь этот узкий туннель, что должен был стать покойником. Но ты просто этого не заметил.

По садовой дорожке мы не спеша пробирались обратно к причалу. Поднялся легкий ветерок, стучавший фалами о мачты скрытых туманом судов.

— Выпьем? — спросил Проспер.

— Хочу лечь пораньше, — сказал я.

— Увидимся завтра, в каменоломне, — сказала Лизбет. — В любое удобное вам время.

Ее зубы сверкали в лунном свете.

— А потом ко мне домой, — сказал Проспер. — Там всего пять миль.

Я дошел до «Дельфина», аккуратно пристроил обеденный пиджак на вешалку в шкафу. Потом я натянул на себя синюю матросскую фуфайку, черные джинсы и, извиваясь, влез в резиновую шкуру костюма для ныряния. Я запихнул в водонепроницаемый мешочек пару туфель на резиновой подошве и нож, после чего выключил свет. И тихонько выбрался обратно в кокпит.

На мачтах судов, столпившихся в гавани, горели якорные огни, отражаясь в легкой зыби. Кое-где в каютах зажигались лампы, притененные занавесками. Обрывки мелодии Бетховена плыли над водой с яхты Проспера. Он называл это «соблазняющей музыкой». Я отправился на корму «Дельфина», спустился по купальной лесенке и погрузился в черную воду.

Костюм для ныряния держал меня на плаву. Я осторожно поплыл к берегу. Позади остался черный корпус «Астероида». Водоросли щеткой прошлись по моим голеням. А потом я выбрался из воды там, где стена парка отрезала перешеек от полуострова. На меня тотчас накинулась мошкара. Я вытащил из мешочка, прикрепленного к поясу, бутылочку репеллента «Джунгли» и намочил им волосы — пот сам разнесет это снадобье по моему лицу. Потом я с трудом выбрался из резиновой шкуры, обул свои туфли на мягкой подошве и начал продвигаться вдоль стены.

Берег круто поднимался, превращаясь в скалистый гребень. Обернувшись, я увидел, что нахожусь в сотне футов над якорной стоянкой. В открытом море огни маяка Хайскэйр мерцали у самого основания туч. Во рту у меня пересохло сильнее, чем следовало — ведь меня тут никто не мог увидеть. Нашарив опору для рук, я перетащился через гребень хребта.

Внизу лежал залив. Рыбную ферму освещали лучи голубоватых прожекторов. В этом голубом прямоугольнике был четко виден сарай. Я осторожно начал спускаться вниз, пробуя ногой почву на склоне, прежде чем сделать следующий шаг. Если бы я поломал себе здесь кости, мне было бы трудно объяснить это Дэвиду Лундгрену.

Скалы закончились, под ногами шуршали трава и вереск, склон становился все более пологим. Какая-то черная масса возникла между мною и прожекторами. Сарай. Моя рука полезла в сумку за фонариком. «Ты не какой-нибудь ночной взломщик, — сказал я себе, — ты собираешь справки во благо своего клиента». Это не сделало мой рот менее сухим и не смирило стук моего сердца.

В темном пространстве, за сараем, я включил фонарик и осветил стену, сложенную из бетонных блоков. Цемент между ними был разной толщины — это уж постарался Гольфстрим. Никаких окон в стене не было. Я двинулся по кругу, к противоположной стороне сарая.

Вот там оказалось три окна, узких и высоких, со стальными рамами, вроде тех, какие можно увидеть в общественной уборной. Через них пролезть невозможно. А хотелось бы. С этой стороны сарай вовсе не был освещен, тогда как на стену с дверью светили во всю мощь голубые прожектора, с рыбной фермы.

Я зажал зубами фонарик, подпрыгнул и ухватился за подоконник ближайшего окна. Кто бы ни построил это сооружение, он был профаном. Подоконники делают уклоном наружу, а не внутрь, чтобы при дожде вода не попадала в помещение. Но этот подоконник имел уклон внутрь, и это дало моим пальцам хороший захват. Бесконечное наматывание лебедок «Зеленого дельфина» сделало мышцы моих рук достаточно тренированными, чтобы подтянуться вверх. Мой подбородок оказался на одном уровне с подоконником, и фонарик у меня в зубах бросил свой луч сквозь грязные стекла окон.

Внутри оказалась масса предметов желтого цвета. А бочки в сарае Салливана как раз были желтыми. Но тут не было никаких бочек. Только пластиковые ящики для рыбы с черными надписями: «Рыбные фермы Дэнмерри — Уэстер-Росс». Ящики были сложены в штабеля по дюжинам. Я спрыгнул вниз и принялся растирать затекшие пальцы. А что же я собирался найти на рыбной ферме кроме ящиков для рыбы?

Но, как бывало говаривал Артур Сомерс после парочки рюмок традиционной мадеры, все хорошие адвокаты действуют методически. Даже если для этого нужно прокрадываться в темноте ночи по территории, являющейся частной собственностью других людей.