Сэм Льювеллин - В смертельном круге

— Тоже правильно.

Оцепенение понемногу проходило. На его место приходил страх. Я совершенно ясно представлял себе карту той местности, где находился. Надо потянуть время. Пусть говорит. Пусть он продолжает говорить, подумал я.

— И вы по ночам делали грязные делишки? Что было в тех наемных лодках, на которых ты ходил? Драгоценные камни в балласте?

— Возможно, — ответил Тони.

— И «Альдебаран» взял последние. Дело сделано. Деке обратит камушки Уолстейна в реальные денежки. Так, немного денег, чтобы обеспечить тебе спокойную жизнь в отставке. Но вы вместе с твоим Деке — вооруженные грабители. И убийцы. Бедный Дик!

— Это случайность. Он видел меня. Я должен был сделать это.

— Конечно, должен был, так же как и утопить Поула.

— У него был слишком длинный язык.

— Полагаю, что это ты украл тот сейф у меня из машины? А что у тебя было с этим Рейстриком в Саутгемптоне? — Я театрально вздохнул и продолжал: — Ты очень смелый человек. Тони.

Даже в темноте я увидел, как он удовлетворенно кивнул:

— Думаю, что такой я и есть.

— Но вот что странно. Ты мог бы иметь все эти камни, если бы захотел. Этот Деке живет шикарно в Испании, а ты красишь лодки в «Саут-Крике». Почему?

— Я не хотел впутываться.

— Почему же ты впутался?

Силуэт его головы и могучих плеч рисовался на фоне бледного неба.

— Потому что так мне велела моя старушка мама. Я не сразу понял в чем тут дело.

— Но почему? Тебе же нравились и Генри Макферлейн, и Мэри. Пять лет — немалый срок. Почему же ты связался с таким ублюдком, как Деке?

— А потому, что он мой брат, с вашего разрешения, — глухо сказал Тони. — Он мой брат. Вы нормальный парень и все такое, я понимаю. Но он мой брат. И я сейчас заберу его проститься с нашей мамой, прежде чем она уйдет от нас. Вот в чем дело.

Я вспомнил портрет страшной старухи с безумными глазами в доме недалеко от Марбеллы. Дверь каюты была открыта. На табло эхолота мелькали цифры: 1,8... 1,6... 1,5. Я прекрасно понимал: они меня убьют, что бы я ни сделал. Но я ничего не мог придумать.

Тогда я просто сказал:

— Ты идешь прямо на мель.

— Да что ты говоришь! — усмехнулся Тони.

И вдруг палуба у меня под ногами дернулась, подавшись вперед.

Киль врезался в дно.

Я мгновенно вскочил на скамью в кокпите и прыгнул за борт. И тут же раздался выстрел, ночь стала ярко-красной, и что-то очень горячее опалило мне правое ухо. Я плюхнулся в воду.

Стало очень холодно. Я старался как можно дольше оставаться под водой, чтобы не подставлять себя под второй выстрел. Отлив продолжался, и когда я вынырнул, полукруг кормы «Опала» значительно уменьшился в размерах. Я слышал рокот дизеля. Корма двигалась. Он снялся с мели. А справа по-прежнему виднелись красные огни лоцманского катера.

Дела мои были очень плохи. Мне снова надо было бороться за жизнь. Иначе меня утянет в эту черную пустоту, потом в пролив, где я стану кормом для рыб. А Тони Фултон и его братец вдоволь посмеются, ведь на мне не будет никаких следов насилия. И Хелен всего в полумиле отсюда, в десяти футах под этим красным огнем...

Красный огонь. Он все еще там. Маленький рубин на мачте над черной водой.

И я поплыл на этот огонь.

Конечно, я совсем не продвигался вперед, течение сносило меня, и я оказывался все дальше от цели. Но в голове я держал карту устья и говорил себе и своим замерзающим рукам: потерпите немного, еще немного.

Красный свет исчез из вида. Теперь светились белый кормовой огонь и тусклый правый зеленый огонь цвета жухлой травы над черной водой. Я был прав.

Огни должны быть на одном уровне. А было не так. Белый был значительно выше, чем зеленый.

Я улыбнулся и даже засмеялся так, что вода попала в рот. Я поплыл к этим огням и плыл, пока мускулы не стали гореть, как в огне.

Проплыв минут пять, я позволил ногам опуститься вниз. Мои ноги ощутили под водой что-то твердое.

Песок. Прочный, неподатливый песок. Дно.

Я постоял немного по грудь в воде. Огни были от меня в четверти мили. А то, что они наклонены, означало одно: лодка сидит на мели. Канал, не более четырех сотен ярдов в ширину, был окаймлен необозначенными песчаными отмелями. Деке где-то ошибся. Ветер донес до меня рев двигателя и запах бензина. Это он форсировал машину, чтобы сняться с мели. Но отлив уже начался. Он засел минимум на два часа.

А в канале послышался шум воды и грохот цепей. Это Тони на «Опале». Я видел, как навигационные огни погасли, остался один белый — сигнал стоянки на якоре. Все сделано в лучших традициях судовождения. Раздались всплески воды. Это Тони спешил на переговоры со своим братом. Я согнул ноги в коленях, опустившись в воду до самых ноздрей. Звуки направлялись к лоцманскому катеру. Очень осторожно я пошел навстречу течению, к огням. Идти было трудно. Вода доходила мне до груди, а скорость течения превышала один узел. Уже на третьем шаге моя нога не встретила опоры. Только вода. Гребень, подумал я, надо идти по гребню. Я позволил течению снести себя снова на гребень. А потом начал пробиваться по нему направо.

Глубина воды уменьшилась и стала мне по пояс. Потом до колен. Потом до щиколоток. А потом я оказался на сухом песке.

Я выбрался на берег, лихорадочно соображая, что мне теперь делать. В четырех сотнях ярдов от меня на катере тоже выключили ходовые огни и оставили только белый, означающий, что они на якоре. Сквозь иллюминаторы кабин был виден тусклый свет. Люк был закрыт. Тони и Деке сошли вниз. И Хелен тоже была внизу.

Я выжидал, сотрясаемый крупной дрожью. Назад на «Опал» идти было нельзя. Единственный путь — идти вперед и напасть на лоцманский катер.

Я не мог уйти отсюда без Хелен. В воздухе повеяло сыростью. Огни стали расплываться. Туман. Я сжал зубы, чтобы они не стучали слишком громко, и осторожно пошел по песчаной отмели к лоцманскому катеру. Подойдя ближе, я увидел его мачту, сильно наклоненную вправо. Иллюминаторы каюты по-прежнему светились желтым светом. Впереди кабины горели два круглых окна, свет из которых отражался в воде. Они скорее всего принадлежали носовому отсеку. Я пошел вброд через темную воду к черному корпусу севшей на мель лодки, стараясь двигаться как можно осторожнее и не производить шума. Сзади к катеру была привязана надувная лодка, прыгавшая на волнах. Течение было слабым. Глубина воды все увеличивалась, сначала до колен, потом до пояса.

Я приблизился к катеру. Его палуба из сосновых досок круто накренилась. Главный люк на корме из кокпита в кабину был закрыт. Я перевел взгляд дальше. Можно было различить еще один люк. Он наверняка вел в носовой отсек.

Я стоял тихо, сдерживая дыхание. Сквозь плеск волн из главной каюты доносились голоса и музыка — играл оркестр Джеймса Ласта.