Александра Кравченко - Дарю вечную молодость / Ее последняя роль/

В этот раз Роман приехал на своей машине. Выглядел он тихим и серьезным, как никогда. Юля невольно улыбнулась, и он, увидев в ее улыбке знак благосклонности, обнял девушку нежно, а не грубовато и порывисто, как раньше.

Пока они ехал в машине, Роман искоса бросал на Юлю быстрые, внимательные взгляды. В свете вечерних огней тонкое лицо девушки казалось загадочным, как у инопланетянки. Когда же вошли в квартиру, он заметил, что Юля немного бледна и выглядит усталой.

— Что, заездили тебя твои эксплуататоры? — спросил он, помогая ей снять пальто. — Небось, перед выборами у них сплошные приемы и политтусовки?

— Да, не без этого, — рассеянно ответила Юля. — Но, вообще-то, кажется, меня вчера просквозило. В кухне было душно, я открыла форточку. А гости много курили и без конца шастали на балкон в комнате. Так что я как раз все время оказывалась на сквозняке.

— Понятно. Ну, а позавчера маленько попала под метель, когда возвращалась со свидания.

Юля поняла, что ему известно о ее встрече с Фалиным, и заметила:

— То-то мне почудилась какая-то слежка. Отчасти это даже лестно.

— Ладно уж, не будем заострять внимание, — примирительно сказал Роман, усаживая Юлю за стол. — Сейчас попьем чайку, согреешься. Заодно и потолкуем.

Во время чаепития разговор у них зашел о прошлом, о детских годах и юности. Роман попросил девушку рассказать о ее жизни в Средневолжске, и Юля сама не заметила, как вылились из нее полудетские обиды, породившие некогда «комплекс вторичности».

— Знаешь, Рома, — говорила она, отставив чашку с недопитым чаем, — я всегда чувствовала, что меня не выбрали, что я не избранная. Только в детстве еще не понимала, что к чему, и просто обижалась, когда, допустим, бабушка заставляла меня вместо сестры убирать в детской комнате. Я жаловалась, что сегодня не моя очередь, но бабушка мне заявляла: «Тебе легко, ты только в школе учишься, а Людмилку-то родители заставляют по полдня на фортепьянах играть. А все потому, что Людмилка талантливая. Значит, ее надо от других дел освобождать». Зато, если, допустим, сестра что-то делала по дому или готовила какое-нибудь простейшее блюдо, все дружно ею восхищались. Она могла часами крутиться возле зеркала, заставляя бабушку переделывать ей наряды, и ни мама, ни бабушка ни разу не заметили, что у Люды нескладная фигура, потому платья и костюмы на ней, как говорится, «не сидят». Когда я выросла, зеркало стало мне подсказывать, что внешность у меня не из худших, но домашние этого почти не замечали. Лишь изредка, бывало, скажут: «Ишь, Юля-то наша как выправилась». Сейчас мои жалобы очень глупо звучат, но ведь сказано же кем-то, что все люди — родом из детства. Теперь-то я все понимаю, и на Людмилу у меня никакой обиды нет. Детская одаренность у нее не переросла в большой талант, в личной жизни она тоже не слишком счастлива. В общем, время нас уравняло.

— Нет, ты лукавишь, — сказал Роман и прижал ее руку у своей щеке. — Время дало тебе больше, чем ей. Вряд ли твоя сестра хотя бы наполовину так красива, как ты. Да и талантом тебя Бог не обидел, в этом я тоже уверен.

Юля про себя отметила, что впервые они с Романом так серьезно и тепло, без всякой издевки, разговаривают друг с другом. Ее немного знобило, и он напоил ее подогретым вином. Вскоре слегка опьяневшая Юля сама не заметила, как Роман перевел разговор на ее первый любовный опыт, и она в порыве откровенности призналась во всем, что было у нее со Щукиным, а потом — с Фалиным. Впрочем, ее рассказ лишь подтвердил то, что Роман уже знал от Жоржа.

— Неужели тебе не хотелось заняться любовью с кем-то из молодых парней? — осторожно спросил Роман. — Хотя бы с теми же художниками. Да и на улице, я уверен, к тебе многие приставали.

— Вначале из меня еще не вышел страх после Щукина. А потом, когда сошлась с Жоржем, я считала, что должна хранить ему верность. Надеялась, что с его помощью выберусь из домработниц, сделаю театральную карьеру.

— Понятно. Ну, а просто влюбиться… без всяких расчетов, стихийно… такого у тебя не было?

— Раньше не было. Теперь, кажется, есть… Только боюсь, что ты меня обманешь.

Юля говорила, не контролируя себя, потому что была пьяна. К тому же, ее бил легкий озноб от простуды, и мысли в воспаленной голове путались, терялись. Роман заметил болезненное состояние девушки и тут же укутал ее пледом, пошел готовить ей ванну. Пока Юля отогревалась в теплой пенистой воде, Роман сидел рядом и рассказывал ей о своем детстве, в котором тоже были проблемы, схожие с Юлиными. Чем больше он говорил, тем полнее она чувствовала блаженное тепло, окутывающее и тело, и душу. Юле хотелось, чтобы и Роман понял, как важно не потерять ту нежность, которая внезапно возникла между ними и была дороже самого бурного экстаза. Девушка загадала, что, если он после ванны тут же набросится на нее ради постельных забав, — значит, не любит, а только хочет. Если же поймет, что сейчас ей всего нужнее забота и добрая ласка, — значит, его душа способна любить.

И Роман, словно догадавшись о ее мыслях, повел себя с Юлей, как с маленькой девочкой: укутал в свой махровый халат, отнес на кровать и тщательно укрыл пушистым пледом.

— Теперь тебе надо уснуть, во сне простуда проходит быстрей. — Губы Романа прошептали это у самого Юлиного уха, потом коснулись ее щеки.

Она улыбнулась, не открывая глаз, и тут же почувствовала, что начинает куда-то уплывать на волнах теплого сна. Роман сидел рядом, наблюдал, как девушка засыпает, и сердце его замирало от странной, неведомой ему раньше нежности.

Убедившись, что она уже достаточно крепко спит, он на цыпочках покинул комнату, плотно прикрыв за собой дверь, и пошел на кухню. Роману не терпелось прослушать новые записи разговоров из квартиры Голенищевых. Пока он возился с кассетами, в дверь позвонили. Неожиданным гостем оказался Леонид Становой.

— Вы?.. — удивился Роман. — Что-нибудь случилось?

Обычно Становой назначал встречу по телефону, а тут явился без предупреждения.

— Тебе Артем звонил еще часа два назад, но ты к домашнему телефону не подходил, а мобильник отключил, — хмуро сказал Леонид.

— Два часа назад я как раз находился у Голенищевых, — пояснил Роман.

Артем был сотрудником «Перуна», поддерживавшим связь с угрозыском. Роман понял, что случилось нечто экстраординарное. Он инстинктивно бросил взгляд на закрытую дверь комнаты, и Леонид, догадывшись, что у парня кто-то есть, тихо спросил:

— Гости?

— Там Юля. Но она спит. — Роман осторожно заглянул в комнату, чтобы в этом убедиться. — Да, спит. Приболела немножко.

— Ладно, пойдем на кухню. Разговор неотложный.

Тщательно прикрыв за собой кухонную дверь, Леонид тяжело опустился на табурет и выдохнул: