Любовь Овсянникова - Наследство от Данаи

— Успокойся, — взял ее под руку Павел Дмитриевич. — А сестру свою троюродную Марию ты помнишь, дочь дяди Сидора?

— У нее еще такие симпатичные родинки на щеке были? — спросила Юлия.

— Именно так, — подсказала Евгения Елисеевна. — Вот как у меня, только у меня они малозаметные. А у нее большие такие были, коричневые.

— Помню.

— Так вот Раиса — ее дочь. Понимаешь, как смешно, — старалась Евгения Елисеевна вывести Юлию из грустного настроения, — ты Аксиньи и Ульяне приходишься дважды бабушкой: один раз родной, а второй раз — побочной, как троюродная тетка их матери.

***

Плохо знала Раиса своего любимого Николку (и почему ей вздумалось так его называть, ведь когда они встретились, он уже официально был Максимом?), а точнее сказать, совсем не знала. А было бы по-другому, то на своих девочек, удивительно похожих на родного отца чертами характера, темпераментом, ментальностью, совсем не жаловалась бы и не сердилась. Это не то, что у дивгородцев: встретятся семьей за обедом или вечером перед телевизором и айда докладывать друг другу, как день прошел, что делали, кого видели, о чем говорили или думали. А Максим нет, не такой характер имел — все в себе держал.

Его мама в общем знала, что Виталий Мартынович познакомил сына со своей первой семьей, знала, что та семья живет в Петербурге. Но сколько там детей, жива ли его первая жена, чем они занимаются и что общего с ними находит ее сын, она не представляла. Максимка же считал это родство сугубо своей жизнью, конечно, случалось, что говорил о поездках к родственникам, но и только. Чтобы рассказать все по порядку и с интересными деталями, этого не любил.

Поэтому и о Раисе и детях Юлия не только понятия не имела, а даже не подозревала чего-то подобного, даже не снилось ей такое в самых счастливых снах, более того, — скажи ей об этом чужие люди, не поверила бы. Так же, как не поверила Виктору Николаеву, когда он жаловаться на Максима. А теперь получается, что горемыка места себе не находил, мучился подозрениями, в итоге решился найти ее в такой дали и приехать с разговором. Предупреждал: «Усмирите своего Николая, иначе я ему ноги повыдергиваю», а она только посмеялась тогда.

Правда, Максиму — не по его сказке — все рассказала, предупредила, что Виктор гневится и угрожает. А сын небрежно отмахнулся от матери, как от настырной мухи: «Разве в Москве красивых женщин мало?». Смешным ей это все показалось, нелепым. Она и успокоилась, а затем забыла о приключении.

Тем не менее, может, именно тогда Максим все понял, проанализировав историю своих с Раисой встреч, и задумал как-то выманить девочек из дома, познакомиться с ними и основательно закрепить свое право на отцовство. Как он планировал это сделать? Неизвестно. Трудно сказать, как развивались бы события дальше. Но скоро Виктор погиб, и тем ускорил осуществление Максимовых намерений. Странная штука жизнь, оказалось, что Максим в итоге многим обязан Виктору, а при жизни они встретиться и объясниться не успели.

По большому счету Юлия ничего не знала об образе жизни сына, о его заработках, покупках, хотя бы и значительных. Сказал как-то, что получил квартиру на Тверской, но жить там не собирается, потому что ему по душе отцовский дом в Кунцево, где есть под рукой гараж с машиной, любимый кот возле теплой печки, умный пес, цветочные клумбы на устланных густой травой газонах, роскошный сад, спортивная площадка и все, что на сегодня считается показателем качественной жизни при добросовестной работе.

— Зачем тогда квартиру брал? — спросила Юлия, очень мало понимая ценность и целесообразность такого достояния. — Лишь бы деньги тренькать на содержание?

Максим улыбнулся, словно малое дитя его о чем-то глупом спросило, а потом сказал на здравомыслящий манер матери:

— Дают — бери, бьют — утекай.

— Несерьезный ты у меня, — сделала вывод мать.

Максим обнял старушку за плечи, как делал не часто, и поцеловал в висок:

— Мамочка моя родненькая, пусть эта квартира будет моим городским кабинетом рядом с работой. Ты не против такого удобства для своего сына?

О том, что Максим приобрел квартиру в центре Петербурга, она вообще узнала случайно из подслушанного разговора знакомых актеров. Вот чем сын ее не обижал, так это тем, что брал с собой в театры, когда играл или когда шел на просмотры новых постановок. Усаживал на лучшие места, а если сам был зрителем, то по ходу спектакля рассказывал ей много интересного о пьесе, актерах, режиссерах. Баловал угощением в театральных буфетах — когда-то это считалось особым шиком. Иногда, хотя и редко, с кем-то знакомил. Но те знакомства оставались без продолжения и Юлия не уверена, что после узнала бы новых знакомых людей при встрече.

Так же случайно она узнала и о вилле в Альпах. Максим родился слабеньким, в детстве переболел всем, чем можно было, прямо замучил Юлию. Но она ни слова не сказала, что знает про его каникулы на собственной вилле где-то в заграничных горах, где ему лучше становилось с сердцем. Пусть покупает, пусть ездит, отдыхает, тратит деньги, лишь бы не болел и всегда был в хорошем настроении. Юлия по сельской привычке молчаливость или задумчивость истолковывала так, что у человека неприятности или он чем-то угнетен. А Максим просто и был немногословным, собранным, всегда замкнутым на своей внутренней жизни. Даже его знаменитая полуулыбка, сводившая с ума женщин, при более близком рассмотрении оказывалась или вызванной его вежливостью, или ненастоящей, будто на него грим такой наложили, или ширмой, скрывающей настоящую сущность его души. В зависимости от ситуации, актер, он умел правильно и к месту улыбаться.

И теперь, найдя в Низе безотказную и надежную свою помощницу, Юлия хотела непременно разобраться в сыновьем наследстве.

— Ни разу я не была там, где мой Максим жил постоянно, — в его особняке, а на Тверской в квартире бывала. Меня здесь даже знали, — рассказывала Юлия Егоровна Низе, посылая ее на поиски недвижимости, выпавшей из ее поля зрения. — Ему резко сделалось плохо после спектакля, и он не поехал в Кунцево, а пришел сюда. Сначала думал, что просто переутомился, выложился на спектакле — его роль была насыщенной и сложной. Но скоро понял, что с ним случилась серьезная болезнь, и вызвал «скорую помощь» и меня. Я приехала, когда врачи уже установили диагноз, они запретили его транспортировать и устроили реанимационную палату в его кабинете, где он прилег отдохнуть, придя домой. А потом... — дальше рассказчица залилась слезами и не в состоянии была продолжать связную речь, только говорила какие-то отдельные слова или фразы.

Тем не менее Низа поняла, что Максим ощутил серьезность своего положения и готовился к наихудшему, иногда в отчаянии шепча фразы наподобие «Как рано это случилось» и «Жаль, не успел, не успел». Он приказал матери не оставлять эту квартиру и никого сюда не впускать. Затем назвал имя и телефон своего адвоката, который должен был помочь ей переписать квартиру на себя, а собственное жилье в Ясенево выгодно продать. Чем дальше, тем хуже Максим себя чувствовал — что-то происходило в голове, мысли путались, и он не совсем метко отвечал на вопросы, да и говорить было тяжело. Потом, казалось, сознание его прояснилось, и Максим четко промолвил свои распоряжения: