Ольга Лаврова - До третьего выстрела

-- И мне ты сватаешь эти паршивые червонцы?! Мне нужен настоящий, жирный кусок! В идеале надо работать полчаса в году. Остальное время путешествовать... на просторах родины чудес-ной.

-- Есть жирный кусок, маэстро. Директор мебельного магази-на. Козел в золоте и при нем коза в бриллиантах. Три комнаты битком добра, деньги прямо под ногами шуршат. Насчет имущес-тва мы с ними уже договорчик оформляем. Дальше думают сынка застраховать -- от законного брака.

-- От чего?

-- Это новую штуку придумали: родители страхуют парня или дочку, предположим, на тысячу рублей, платят взносы, а к свадьбе молодым выдается вся сумма на руки. Но после восемнадцати за каждый холостой год полагается надбавка от Госстраха.

-- Не бреши.

-- Да какой брех! Дотерпел до двадцати пяти -- огребаешь четырнадцать процентов чистой прибыли. Для парней прямо клад: чуть какая заикнется про загс, а он ей нашу квитанцию -- плюнем, дорогуша, на формальности, не наноси мне материаль-ный ущерб. Мой козел заблеял от удовольствия, как услышал. Не знает, во сколько и оценить своего козленочка. Уточню, когда дома не бывают, и можно действовать без риска.

-- В такой квартире без хозяина мороки часов на пять: что в подушки зашито, что по щелям рассовано. Надо самого просить, чтобы тайники выскребал. А он резонно спросит, на каком основании? Если я показываю калибр, вопросы отпадают. И на буду-щее острастка.

-- Да с него ножа хватит! Даже вообще голыми руками. У него от 02 на пальце ожег будет!

-- С голыми руками ходи сам. А холодным оружием я брезгую, да и не привык. Мне нужен пистолет.

-- Как же вы его кинули?

-- Потому что меня могли взять, дурень, уже в загривок дыша-ли. Я не кинул, я аккуратно пристроил. Не впервые расстаемся, и всегда он ко мне возвращался. -- Бондарь утирает потный лоб. -- Не верю, что пропал. Куда ему за ночь деваться? Или ты продрых? Продрых?

-- Обижаете, маэстро! Только-только первых прохожих дож-дался, чтобы не бросаться в глаза. Между прочим, до ночи еще вечер был. А там шпана шляется. Может, свести знакомство? Послушать разговоры и вообще?

* * *

В тесной казенной квартирке Гвоздаревых на первом этаже бедновато.

Сенька собирается уходить.

-- Ма, я пошел!

-- Даже и не поел толком. Что с тобой приключилось?

-- Ничего, ма. Я к Терентьевым.

-- Стой, дыра на рукаве. Снимай, зашью.

-- Да ведь долго!

-- Чего тут долгого, по шву. -- Зашивая рубашку, она сообщает: -- А вчера магазин ограбили, слыхал?

-- Слыхал что-то. За новостройкой, да?

-- Угу. С револьвером, представляешь?

Сенька вздрагивает.

-- Поймали?

-- Нет. Сейчас Миронов-участковый рассказывал, что прямо по пятам гнались. Между пустых домов чуть, говорит, не схвати-ли, непонятно, как из рук ушел.

-- Ма, а точно, что... револьвер! -- спрашивает Сенька. -- Случайно, не пистолет?

-- А какая разница...

-- Если Миронов что новое узнает, расскажи мне, ладно? -- Он быстро надевает рубашку.

-- Все-таки чудной ты сегодня. Что-нибудь натворил?

-- Мм... Понимаешь, мама, врать я тебе еще не научился, а всю правду говорить не могу. Это называется "трудный возраст".

-- Больно что-то трудный, Сеня.

-- Переживем! Хлопни на счастье.

Гвоздарева шлепает Сеньку пониже спины, и он убегает.

Лихо насвистывая, он идет по двору. Сворачивает в подъезд дома, где живут Терентьевы.

* * *

Терентьевы -- отец, мать и дети, Леша с Наташей, еще только садятся завтракать на кухне. Три звонка в дверь заставляют мать недовольно поджать губы:

-- Кто это в такую рань?

-- Сенька Гвоздик, наверно. -- Леша идет отпереть.

-- Странная манера -- являться в дом, когда люди едва сели за стол.

-- Почему! На Западе есть даже обычай приглашать к завтраку, -парирует Наташа.

-- Но мы, кажется, не на Западе? -- замечает отец с видом лихо сострившего человека.

-- Это -- во-первых, -- подхватывает мать. -- А во-вторых, не помню, чтобы я его приглашала.

-- Он, между прочим, не к тебе, -- бросает Леша, вернувшийся в кухню на последних ее словах. Он наливает две чашки чаю, сгребает со стола какую-то снедь и уходит.

-- Вот так. И ничего не скажи. Рта невозможно раскрыть -- сразу обиды! Растишь их, воспитываешь... -- она свернула на привычную тему.

-- Ну, завела, -- скучливо тянет Наташа. -- Подумаешь, собы-тие -Гвоздик пришел!

-- Ваш Сеня Гвоздарев -- отпетый хулиган!

-- Да кто его отпевал?

-- Наташа, -- присоединяется отец, -- вы обязаны считаться с мнением мамы. Она пытается уберечь вас от дурных влияний.

-- Курам на смех! Какое Гвоздик может оказать влияние?

-- А такое, что этот дворничихин сын...

-- Ну-ну-ну, -- прерывает жену Терентьев, -- подобные выраже-ния... это не аргумент.

-- Я, разумеется, лишена сословных предрассудков, но согла-сись, что его мать... Мужа бросила, вокруг хоровод мужчин... просто страшно представить, чего ребенок нагляделся и как это подействовало на его психику!

-- Кисонька, может быть, не следует при Наташе... И, по-моему, Гвоздарева производит приятное впечатление.

-- Ах и на тебя она производит приятное впечатление?!

-- Ну что ты, я же не в том смысле!..

В дверях появляется Леша.

-- Нельзя потише? Там все слышно.

Он затворяет дверь. Неловкая пауза.

-- Но... в конце концов, я у себя дома... Имею я право говорить то, что думаю? И вообще -- воспитанный человек не слышит чужих разговоров.

-- Ты спутала, мамочка, это глухие не слышат.

-- Наташа, не дерзи, -- отцу очень не хочется ссоры.

-- Имею я право говорить то, что думаю?

-- Нет, не имеешь. Не доросла.

Наташа встает, забирает чашку и недоеденный бутерброд.

-- И эта туда же! -- кипятится мать. -- И снова до вечера на улицу? Почему хоть в субботу не побыть немного дома! Вам созданы все условия для культурного отдыха!

-- Ой, мамочки! Холодильник, телефон, ванна, газ, магнито-фон -- голова кругом от развлечений!

Отец укоризненно цокает языком.

-- А что на улице?

-- То, что рассказывали на лекции в ЖЭКе, -- отвечает за Наташу мать. -- Очень жаль, что вас не было. Приводились убийственные факты!

Наташа прыскает и уходит. Слышно, как ребята включают музыку.

-- Ну что за дети, Гриша! Даже аппетит пропал. Разве я посмела бы хамить матери! Бывало, если делаешь что-нибудь не то, так ведь тайком, с оглядкой.

-- Да, наши не стесняются. Хоть бы соврали для приличия. Холодильник, телефон... Не ценят ничего, что досталось труда-ми!

-- По выражению твоего сына, они ищут иной смысл существо-вания. А у самого две тройки в году, и из спортивной школы исключили. Как он без спорта в институт! Ты с ним говорил?

-- Еще не определился. Выбирает.

-- Какие могут быть выборы! Надо найти вуз, где требуется боксер-перворазрядник. Разве мы с тобой выбирали?

-- Что же сравнивать, кисонька, мы были другими.

-- Вот именно. Мы понимали, чего хотим, и добивались. Спроси свою дочь -- какую общественную работу она ведет! Никакую. Ей скучно. Будто мне в ее годы было весело возиться со стенгазетой. Но я рисовала аршинные заголовки ради комсомольской характе-ристики.