Ольга Лаврова - Из жизни фруктов

-- И с чем же мы сегодня имеем дело? -- спрашивает Саковин.

-- Отвечу, опять же цитатой: "Возможные дефекты психики: в состоянии резкого эмоционального подъема или спада может быть склонен плоды собственного фантазирования считать ре-ально происшедшими событиями".

-- То есть склонен бессознательно завираться?

-- Оригинальные у него фантазирования! -- снова не выдержи-вает Томин. -- Сумасшедший-сумасшедний, а воровать ума хвата-ло! И две с полтиной раздобыл и перевел куда надо.

-- Даже не знаю, что делать, -- озадаченно произносит Саковин. -- Какой из него, к шуту, свидетель?.. Но, с другой стороны, кто сказал, что он и теперь "того?..

-- Женя, надо поговорить! Нам бы какие-то зацепочки, дальше сами размотаем. Шишкин у меня уже на крючке.

-- Я считаю, Евгений Николаевич, -- поддерживает Знаменский, -- надо попытаться добыть из Малахова истину. Пусть хоть иска-женную. Если его начинает "заносить", это сразу заметно, мы сумеем отсеять фантазии.

-- Ну... давайте попробуем, -- соглашается Саковин.

-- Разрешите предварительно один звонок. Это существенно.

Пал Палыч торопливо набирает номер.

-- Знаменский беспокоит. Как у вас с шоферами?.. Да?.. Спаси-бо большое! -- и кладет трубку очень довольный. -- Помидоры вывезены на базар. Сданы Шишкину. И тогдашняя черешня тоже, -- добавляет он для Томина. -- И всем шоферам товар отпускал Васькин. Малахов сказал правду -- при нем вагоны уже стояли пустые. А ведь все было подведено так, чтобы отвечал он!

-- Один раз признали невменяемым... -- подает голос Томин.

-- Вот-вот! Для того и держали! Привезут груз при Васькине, он сразу кинет налево, сколько успеет, потом заступает на смену Малахов и... оформляет недостачу. Ценнейший человек.

-- Женя, я зову? -- не терпится Томину.

-- Зови.

Малахов входит все такой же стеснительный, немного робею-щий. Саковин мягко приглашает его взглянуть:

-- Иван Степаныч, вот есть у нас одна фотография, -- он кладет на стол снимок.

-- Это вы, -- изумленно смотрит Малахов на Томина.

-- Вы и я.

-- Загадка. Не встречались же, -- округляет он наивные глаза.

-- Но перед вами фотография, документ, -- говорит Саковин. -- Как вы можете это объяснить?

-- Не знаю. А вы? -- снова адресуется он к Томину.

-- Я тоже забыл.

-- Загадка. Улыбаюсь. Выгляжу хорошо, да?

-- А вы часто фотографируетесь? -- спрашивает Саковин.

-- Нет. Зачем.

-- Возможно, тогда вы вспомните... пусть не с этим товарищем, а еще с кем-то... но так же вот пожимаете руку... вас не фотографи-ровали?

-- Недавно. Для стенгазеты.

-- С кем же?

-- С Котей мы, -- улыбается Малахов.

-- Простите?

-- С Васькиным, -- объясняет Знаменский.

-- Я в галстуке, -- склоняет голову набок Малахов. Фотография интригует его. Он говорит о ней охотно.

-- Поточнее не вспомните, когда именно вы фотографирова-лись с Васькиным?

-- Неделя. От силы -- полторы.

-- А по какому поводу?

-- Выполнение соцобязательств. Вроде друг друга поздравля-ем.

-- И помещена она в стенгазете?

-- Нет еще. Скоро.

-- Ну а кто вам предложил... кто сказал, что надо сняться?

-- Котя. -- И снова рука тянется потрогать фотографию, повер-нуть так и эдак. -- Загадка! -- смакует он.

-- Иван Степаныч, фотограф был ваш, базовский?

-- Нет. Приглашали. По трешке взял.

-- Хорошо, с этим вопросом ясно, -- подытоживает Саковин.

Знаменский поднимает палец, прося слова. Саковин кивает.

-- Иван Степаныч, это вы привлекли Старухина для составле-ния актов о недостачах?

-- Я это.

-- Но он же больной человек, подпишет что угодно.

-- Нет, -- встает Малахов на защиту Старухина. -- Он когда как. Когда привлек, он в себе был. За три дома от базы. Скучает. Я и привлек. Без бюрократии. На свежем воздухе. Сиди, смотри. Чекушку поднесут. Но ребята портят. Нельзя ему много-то. Дяде Коле.

-- Ясно, -- говорит Саковин. И, видя, что Томин хочет спро-сить. -Давай.

-- Что делает у вас на базе Викулов?

-- Он бригадир. Над грузчиками.

-- И все?

-- Ну... Голова, вообще-то. Мозги в спецовке. Чего надо умное -- к нему. Большой человек был. Юрист. Так и зовем. За справед-ливость пострадал, -- переживает он за Викулова. -- С горы -- да к нам. Так человек пострадал! Страшное дело!

-- Можно я про основное? -- спрашивает Знаменский.

-- Пожалуй... -- соглашается Саковин.

Знаменский подходит к Малахову, садится рядом, дружески кладет руку на колено.

-- Иван Степаныч, вы ведь добрый человек, это видно. Скажи-те, за что вы меня старались в тюрьму посадить?

Малахов очень расстраивается:

-- Не старался! Что вы! Да боже мой!

-- Но ведь мне за получение взятки полагается тюрьма. А вы мне эту взятку на книжку перевели. Перевели ведь?

-- Перевел... -- шепчет Малахов.

-- Зачем? Я вас просил? Намекал? Был хоть какой-то разговор -- мол, мне от вас что-то надо?

-- Не было.

-- Как же вам в голову пришла такая мысль?

-- Это нет... -- со стоном говорит Малахов, -- не могу сказать!

-- А номер сберкассы и счета вам тоже Котя продиктовал?

-- Это юрист.

-- Как он узнал номер счета? -- вмешивается Саковин.

-- Не знаю.

-- Примерно тогда я брал зарплату. Кто-то мог просто стоять за плечом, -- предполагает Знаменский.

-- Все деньги ваши? -- спрашивает Саковин.

-- Половина.

Малахову стыдно, мучительно. Пал Палычу уже откровенно жаль его, а что поделаешь? Надо спрашивать.

-- Тот, кто... вас надоумил, он объяснил, за что платить?

-- Да вот те вагоны. Три вагона-то. Пропавшие. Говорит, не-приятности будут. Полагается, говорит. Все берут. -- Малахов вскидывает на Пал Палыча ясные глаза и спрашивает по-детски: -- Нет? -- И, прочтя на лице Знаменского ответ, отчаивается. -- Ошибся. Не хотел плохого... Говорит, давай скинемся. Человек на одну зарплату живет. Жалко стало. Я и принес.

Воцаряется молчание. Томин давится подступающим смехом.

-- Нам понятно, с кем вы скидывались, -- говорит Саковин, -- но, может, все-таки назовете имя?

-- Что хотите! Не могу!

-- Ну, хорошо, оставим... Вы знакомы с Шишкиным? -- помол-чав, продолжает Саковин.

-- С рынка. Не люблю его.

-- А откуда вы его знаете?

-- Ходит к нам.

-- Не слышали: был случай -- он пять суток отсидел? -- встав-ляет Томин.

-- Слышал. Ох, злился! Ох, разорялся! -- с переменой темы Малахов оживает. -- Погоны, говорит, сниму! С опера того. Кото-рый посадил. Голым, говорит, в Африку пущу!

-- Мерси, -- фыркает Томин.

Малахов не замечает:

-- Он такой. Если заведется. Азартный. Все просадит, чтобы по его!

-- А почему вы его не любите? -- интересуется Саковин.

-- Ну... между нами. Боюсь за Котю. Плохо влияет.

-- Ой, Малахов! -- не выдерживает Знаменский. -- Восьмое чудо света!

-- Зачем? -- Малахов готов, пожалуй, обидеться.

-- Да я не в насмешку, Иван Степаныч.

Саковин забирает "бразды правления":

-- Есть одна неясность. Ну рассердился, Шишкин, как вы выражаетесь, на опера. Решил отомстить, так?