Ольга Лаврова - Он где-то здесь

Знаменский молча делает пометки, но Кибрит не выдерживает.

- Шурик, я совершенно запуталась!

- Ну? В трех соснах! - Томин коротко растолковывает: - Погиб Артамонов. Шурин Артамонова...

- Бардин, бывший валютчик, это я усвоила. Но какой Кумоняк?

- Это не важно. Важно, что у Антона Бардина старый знакомый в бегах и кто-то его "раскулачил".

- Саша полагает, что Бардин с Артамоновым заодно, - вставляет Знаменский. - Свободный полет мысли.

- Чем я выгодно отличаюсь от тебя, - парирует Томин.

- Извини, Шурик, хоть ты и старший инспектор - снимаю шляпу, - но иногда рассказываешь вещи, о которых, по-моему, просто нереально знать!

- Почему, Зинуля? Ну, представь, что у короля треф украли корону. Созываем узкое совещание. Здесь те, кто разбирается в жизни короля треф и его дамы. Здесь те, кому ясна конъюнктура в торговле коронами. - Он показывает то на одну, то на другую сторону стола. - Стоит их свести - и готов ответ: корону стащила шестерка пик, загнала ее бубновому тузу, а платил за все червонный валет. Объяснил?

- Лучше некуда! - смеется Кибрит и встает, собираясь уходить. - Пора за микроскоп.

- Паша, не наблюдаю аплодисментов! - Томин тоже поднимается. - Я тебе притащил гору информации...

- Твоя информация касается разового мероприятия, - говорит Знаменский, с сомнением качая головой. - А у Артамонова, по-моему, появилось какое-то занятие. Более-менее регулярное.

- Ладно-ладно, поглядим. Сгоняю в район происшествия: может, кто приметил старенький голубой "Москвич".

- Почему старенький "Москвич", а не новую "Волгу"? - останавливается Кибрит.

- Зинаида, какая "Волга"?

- Серая, двадцатьчетверка.

- Паша, на чем ездил Артамонов?

- Естественно, на "Москвиче". А разбился... Зина?

- По-твоему, я не отличу "Волгу" от "Москвича"?

- Еще и чужая машина! - ахает Томин.

- О чем вы? Документы на его имя. Сама акт подписывала.

- Да что ж ты нам-то не сказала?! Общеизвестно, что у Артамонова допотопный "Москвич", который он собрал по частям своими руками!

- Вы говорили "машина", и я говорила "машина"...

- Ну, сыщики! - веселится Томин. - Ну, пинкертоны! Все-то мы знаем!

- И про Мишеля, и про какого-то Кумоняку, - поддевает Знаменский. - А такой факт, на самой поверхности - эх!.. - Пал Палыч крутит головой. Побеспокоим семейство, - берется он за телефон. - Не отвечают... - Набирает другой номер: - Будьте добры Антона Петровича Бардина... Прошу прощенья, кладет трубку. - На похоронах.

* * *

Высокий и тощий, философски настроенный сторож ведет Знаменского по территории кооперативных гаражей.

- Все, бывало, шуткой: сообщите, мол, дедушка, когда сто лет стукнет, "Чайку" вам подарю... - Он отпирает гараж запасным ключом, и Знаменский видит горбатенький "москвичок" четыреста первой модели, но аккуратный и очень ухоженный.

Сторож пробирается в угол, где странно притулился зеркальный шкаф, и подзывает Пал Палыча. В шкафу обнаруживается целый набор носильных вещей: кожаное пальто с меховым воротником и шапка, три костюма, рубашки в нераспечатанных полиэтиленовых пакетах, галстуки и даже перчатки, а внизу несколько пар хорошей обуви. Теснятся какие-то свертки, торчат горлышки бутылок с иностранными наклейками.

- Полный гардероб, - поясняет старик. - На разные сезоны. Прикатит, все переменит - и до свидания...

Сторож вспоминает, а мы видим, как Артамонов подъезжает к гаражу на "Москвиче" и выводит "Волгу", а "Москвича" ставит на ее место, оглядывая его при этом бережно и любовно: где-то протрет тряпочкой, поправит коврик на сиденье, готов, что называется, пушинки сдувать.

На приборной доске "Москвича" красуется фотография: голова крутолобой, длинноухой собаки с умными глазами.

Артамонов привычно переодевается. Скидывает скучный свитерок и поношенные ботинки, прихорашивается перед зеркалом и превращается в этакого состоятельного молодого пижона.

Небрежно с маху хлопнув дверцей, он трогает "Волгу" и выезжает на улицу, помахав сторожу на прощанье...

- Вот таким манером, - говорит старик. - А когда вернется, то все, значит, в обратном порядке.

- Вас это не удивляло?

- И-и, товарищ дорогой! Тут ноги протянешь, если на все удивляться, что удивления достойно!

Они беседуют в дверях гаража, и старик оглядывается на "москвичек".

- Та у него была парадная, а этот для души, - глубокомысленно изрекает он. - На этом он бы нипочем не расшибся.

- Конечно, скорость другая, - поддакивает Пал Палыч.

- Нет. Тут глубже. Психология!

* * *

Вдоль тихой улицы пожилой мужчина с желчным лицом прогуливает коренастую, с гротескно длинными ушами собаку, точный портрет которой украшал приборную доску артамоновской машины.

С видом гуляющего появляется Томин.

- Какая миленькая собачка!! - восхищается он. - Умная?

Мужчине Томин не очень нравится. Но так как к собаковладельцам на улице чаще обращаются с бранью, чем с комплиментами, он отвечает вежливо:

- Своя собака всегда умная.

- Она какой же породы?

- Редкой. Бассет.

- А как ее зовут?

- Абигайль. Аба. - И, свистнув собаку, собирается уходить.

Томин заступает ему дорогу.

- Какое совпадение - я, кажется, знаком с ее матушкой! Ту зовут Фанта, и они очень похожи, очень. Но, пожалуй, мамаша попроще, вы не находите?

- Молодой человек, что вас так занимает: я? моя собака? ее происхождение?

- Ну вот, рассердились. Я надеялся - позовете чай пить, и мы бы уютно побеседовали.

- О чем, черт возьми?

- Обо всем, что меня занимает, Алексей Прокопыч, - уже серьезно говорит Томин.

- А-а... - догадывается мужчина и переходит на иронический тон. - Билеты в оперу распространял оперуполномоченный.

- Инспектор. Терминология меняется. Так будем чай пить?

* * *

А в кабинете Знаменского впервые появляется жена Артамонова.

- Товарищ следователь!.. - произносит она и, задохнувшись, останавливается у стола.

- Вам будет проще по имени-отчеству: Пал Палыч.

- Пал Палыч, - повторяет Артамонова, чтобы запомнить.

- Садитесь сюда. Бояться меня не надо.

- Я не боюсь, но я очень волнуюсь! - Она присаживается на край дивана, Знаменский - спиной к столу, так что беседа ведется как бы в неофициальной обстановке.

- Я пришла вам рассказать, что сегодня случилось. Это очень важно!

- Слушаю.

Пал Палыч не может не сочувствовать женщине, похоронившей мужа. Но пока он отнюдь не убежден в ее искренности и чистоте побуждений, и в голосе его сдержанность.

- Сказали, что нужно взять Толины вещи. Сестра пошла и принесла... совершенно чужие вещи, Пал Палыч! Какой-то плащ, шляпу, ботинки. Говорят, все это было в машине, но это не его!

Знаменский, знающий, что хранилось в зеркальном шкафу, не воспринимает новость как сенсацию.

- Вы мне не верите? - поражается Артамонова. - Я говорю правду!