Ольга Лаврова - Шантаж

Приезжий рассмеялся:

- Уговорили... Мадам, я у ваших ног!

- Очень мило. Кстати, меня зовут Антонина Валериановна. А вас как величать, "товарищ Пархоменко"?

- Что в имени тебе моем? Как сказал какой-то поэт. По-моему, дело сказал... Зовите Володей.

Параллельно светской болтовне ум Приезжего впивался в новую загадку: кто она? перекупщица или матрасница? От этого зависела цена.

Матрасниками называют ту разновидность купцов, которые просто скупают и накапливают, накапливают - ради самого накопительства.

Пожалуй, матрасница, думалось ему. Только нетипичная. Матрасник - скряга, лишней копейки не потратит, порой только что не нищенствует. Прахова же явно жила припеваючи.

- Володя... Владимир... - раздумчиво пробовала Прахова на язык. - Лучше Вольдемар, согласны?

- Как вам больше нравится.

- Вы когда-нибудь бывали у Бориса? Не помню, чтобы я вас видела.

"Вольдемар" уже не имел нужды скрытничать:

- Мы с ним не были знакомы.

- А-а, значит, кто-то был между?

- Да, болтался один - с дырявой головой.

- Эти длинные цепочки, Вольдемар, довольно опасны. Всегда найдется слабое звено.

- От посредников не избавишься, Антонина Валериановна. Нас с вами напрямую свел только случай.

- Будем надеяться, счастливый. Хотите кофе?

Приезжий хотел. И Настиными заботами был вскорости доставлен сияющий кофейник и все прочее для услаждения души. Атмосфера установилась почти семейная.

- Вам у меня нравится?

- Немного непривычно, - признался "Вольдемар", - Особенно потолки.

- Да, голубчик, четыре метра двадцать сантиметров. Дом строил мой отец, когда-то семья занимала весь этаж. С семнадцатого - лишь эту квартиру, а потом нас еще уплотнили. Вы небось и не слышали подобного слова?

- М-м...

- Теперь - лишь одна комната. Последний бастион, который и обороняем вдвоем с Настей.

- Ей можно доверять?

- О, абсолютно! Настя прекрасного происхождения. Ее отец был денщиком у атамана Дутова. Единственная родная душа. А у вас - семья, родители?

- Никого. От прошлого - только пепел.

- Бедный! Еще чашечку?.. И возьмите печенья.

Печенья Приезжий взял, но занимало его другое:

- Антонина Валериановна, давно вы это... по золоту?

- После третьего мужа остались кое-какие знакомые, вот и занялась. Вы удивлены? Но не носки же мне вязать, как вы полагаете? - задорно тряхнула она головой.

- Да, видно, не по вашей части... Честное слово, жаль, что поздно родился. С какой женщиной я мог быть знаком!

- Без лести, Вольдемар, без лести! - погрозила Прахова пухлым пальцем, весьма, впрочем, довольная. - Что было, то прошло... Ах, Боже мой, как давно я в последний раз была в Париже!.. Но я еще там поживу! - как бы с угрозой кому-то повысила она голос. - Погуляю по Елисейским полям, подышу парижским воздухом!

Приезжий опешил. Или старуха "того"? Она в Париже - бред собачий. Ему вспомнился Чистодел, грязная пивная. Пора бы тут закругляться, если Прахова действительно собирается взять товар.

Хозяйка будто угадала его мысли:

- Вы молоды и наивны, Вольдемар. Вы видели только то, что видели, и ничего другого. Думаете, то, что сейчас, - навеки? А?

- Как-то не задумывался...

Где тут задумаешься? Взял товар - отдал товар - деньги хозяину - парное себе - в любой миг жди напасти - готовься бежать или драться насмерть. Навеки - не навеки? Велика разница!

- Напрасно не задумывались, голубчик. Я еще увижу - а вы тем более, - как весь этот сумасшедший дом развалится. И тогда мы окажемся на свободе и на высоте - те, у кого что-то есть!

"Ну, понесло старуху!"

Приезжий счел, что раскусил ее вполне - "парижская матрасница". Но отчасти Прахова выступала и "купчихой": вольные расходы нет-нет да и вынуждали расстаться с увесистым мешочком - но уже в иных сферах, в элитарном обществе, куда ни Чистодела, ни какого-нибудь Мишу Токарева и в подъезд-то не пустили бы.

И она же, использовав древние знакомства, некогда пристроила Миркина для "стажировки" в Столешников.

Горевала Прахова и досадовала, что с арестом Бориса жизнь ее поскучнеет, нечем станет занять мысли и воображение. И вот - приход Вольдемара. Возрождение и - не исключено - даже новые горизонты!

Отсюда и желание сразу показать себя, и подчеркнутое радушие, и стремление приручить звероватого незнакомца.

Однако он напрасно опасался, что старуху "понесло". Изложив свое политическое кредо, она решительно поднялась:

- Ну-с, приступим к делу. Металл с собой?

- Да.

- Положение ваше, конечно, затруднительно. Но вы милый мальчик, и грех наживаться на чужой беде. На первый раз рассчитаюсь, как платила Борису. Давайте.

Приезжий снял кожаный пояс-мешок:

- Два кэгэ триста.

- Знаю. Деньги были приготовлены.

Она отперла шкатулку на рояле, вынула пачку крупных купюр, получила в обмен пояс и унесла за ширму. Приезжий быстро пересчитал деньги: к положенной сумме приплюсовывался парное Миркина и парное Чистодела. Недурно.

За ширмой слышалась возня: хозяйка, надо полагать, проверяла вес и припрятывала шлих.

Приезжему уже не терпелось уйти.

- Пора расставаться, Антонина Валериановна, - сказал он, едва завидя ее.

- Опять вы торопитесь, Вольдемар. Вы еще должны мне рассказать, на чем, современно выражаясь, погорели.

- Погорел?.. - свел он брови. - Я пока ни на чем не горел.

- Да? А почему же я вас сразу раскусила, как вы думаете? Милиция подробно описала мне вашу внешность.

- А, черт!..

- Имейте в виду, вас ищут. Вас и того, который якобы должен Борису десять рублей.

- Не сказали, за что?

- Такие вещи полагается знать самому, дорогой, - справедливо возразила Прахова.

Приезжий встревоженно закружил мимо кресел на лапах и резных комодов.

- Надо смываться. Может быть, что за домом следят?

- Явных признаков нет. Сюда вы проскочили благополучно, иначе они бы давно явились. Но береженого Бог бережет. Настя!.. Взгляни, милая, нет ли вокруг шпиков.

Та взяла на кухне мусорное ведро и вышла.

- Думаете, она справится?

- Ах, молодой человек, мы с Настей прожили долгую жизнь, чего только не бывало! И пока справлялись.

Помолчали.

- Да вы не нервничайте. Если они тут, вы уйдете, как Александр Федорович.

- Какой Александр Федорович?

- Да Керенский же. Господи! - с неудовольствием пояснила хозяйка молодому невежде.

- А как он ушел?

- В дамском платье. Надо знать родную историю! ...Да, так что там у вас стряслось? Раз вы пришли сюда, я должна знать.

- Ну сделал я заход на экспертизу по делу Миркина, пугнул, чтоб молчала... а то, мол, придушу любимого племянника.

- Какая кровожадность! - оживилась Прахова. - И что же?

- Такая гадина попалась: да-да, говорит, конечно, а сама, выходит, побежала жаловаться!

- M-м... нехорошо. Но что вас, собственно, толкнуло?

- Борис взвешивал дома металл?