Лилиан Браун - Кот, который сорвал аплодисменты

— Ну а как ваша поездка в Локмастер?

— Это лошадиное царство прекрасно… и рестораны вполне приличные, хотя и не сравнить с моим, заинька! — И она доверительно подмигнула Квиллеру, а потом серьёзно продолжила: — На самом деле я поехала туда на могилу брата. Попросила Дика оставить меня на пару минут одну и побеседовала с моим милым Малышом. Ну и помолилась немного… Потом мне захотелось посетить то ущелье, где любили гулять брат и Салли и где с ним это случилось. Дик остался в машине, сказал, что на него ущелье нагоняет тоску. Но мне оно показалось очень красивым. Вдалеке виднелся мост, словно сложенный из зубочисток, и по нему как раз прошёл маленький, будто игрушечный поезд. А глубоко внизу текла река.

— Блэк-Крик, — пояснил Квиллер.

— Когда папка возил нас в Локмастер, в кино, мы этого ущелья не видели. Он, бывало, запрягал лошадь в повозку, мачеха пекла пирожки, и мы устраивали потом где-нибудь пикник. Билеты в кино стоили всего пять центов, так что на четверых эта вылазка обходилась нам в двадцать центов. Папка не любил шиковать.

— А вы помните, какой фильм увидели первым?

— Ещё бы! «Бен Гур», со всеми воинами и гонками колесниц! Ну, ясное дело, он был немой, а потом мы видели «Цирк» с Чарли Чаплином, ох как мы любили этого маленького бродяжку! А первый звуковой фильм, который мы посмотрели, был «Певец из джаза», вот тогда-то я и решила, что без киношки — так мы тогда называли кино — мне жизни нет. Мы к тому времени уже были не такие бедные и в кино ездили чаще.

— А когда в Пикаксе появился кинотеатр? — спросил Квиллер.

— Когда нам с Малышом стукнуло по двенадцать — отец подарил его нам на день рожденья. Под кино отвели старое здание оперы — оно уже лет сто стояло заброшенным, и папка сказал, что купил его задарма. Там мы и насмотрелись на Гарбо, Джона Бэрримора, Гейбла и братьев Маркс. «Утиный суп» с братьями Маркс мы смотрели трижды. А когда я увидела «Весёлый развод» с Джинджер Роджерс и Фредом Астером, я уже больше не сомневалась — надо ехать в Голливуд.

Вафельница так и красовалась на столе перед Дженис, и Квиллер нет-нет да и поддавался искушению.

— Может быть, кофе попьем в птичнике? — предложила Тельма.

Во всех домах на Приятной улице имелись передний и задний залы, последний на современном жаргоне принято было именовать общей комнатой. Однако в номере пятом этот зал служил птичником. Полкомнаты было забрано сеткой, доходящей до потолка. Перед сеткой стояли удобные соломенные кресла и столы, а в медных кадках росли комнатные деревья.

За сеткой полыхала вся палитра красок — там кипела бурная жизнь, попугаи раскачивались на качелях, кувыркались на трапециях, лазали по сетке, цепляясь за неё клювами и когтями. Один мощным клювом долбил ветку дерева. При этом их щебет, уханье, выкрики на разных языках и громкое хлопанье крыльями не стихали ни на минуту.

У задней стены птичника стояло шесть одиночных клеток, дверцы пяти были открыты, и ночные накидки сброшены. Отдельно стояла закрытая клетка с вышитой на накидке надписью «Чико».

— Кто такой Чико? — поинтересовался Квиллер. — Выселен в собачью конуру? Попал в немилость?

— Бедняжка умер три года назад, — пояснила Тельма. — А его клетку мы сохраняем как память об этой редкостной птице.

— Должен признать, занятная банда! — Квиллер легко представил себе, каково было Тельме, когда попугаев похитили.

Они попивали кофе, сидя в уютных соломенных креслах, и Квиллер вспомнил:

— В пятницу во «Всякой всячине» говорилось, что вы считаете амазонских попугаев необыкновенно умными и разговорчивыми и что ваши болтают на двух языках — английском и португальском. Чем можно объяснить способность птиц усваивать человеческую речь?

— Они подражают людям, с которыми живут, и всему, что их окружает, — детям, кошкам, собакам, голосам по телевизору. Вот Педро жил раньше в Огайо у профессора, так у него запас слов доходит до двухсот. И его хлебом не корми — дай порассуждать о политике. Вон этот Педро — тот, что долбит ветку.

— Ну и клювище! — восхитился Квиллер. — Не хотел бы я встретиться с ним в тёмном переулке.

— Он называется синегрудый, а другие — желтоголовый и красношейка. Вы бы их видели, когда они раскрывают хвосты веером и топорщат перья на голове, — такая радуга!

— Вон тот, с белой каймой вокруг глаз, по-моему, особенно любопытный, он прислушивается к каждому нашему слову, — заметил Квиллер.

— Это Эсмеральда. Она жила в семье музыкантов, и у неё богатейший репертуар — самые разные песни: гимны, шлягеры и даже арии из опёр. К сожалению, она ни одной до конца не знает. Карлотта может пропеть греческий алфавит, но не весь — до буквы «каппа»… Наварро здорово воет по-волчьи. Они подражают всему, что слышат… А вон те две сплетницы, которые сидят клюв к клюву, — это Лолита и Карлотта. Берегитесь, Квилл, — они присматриваются к вашим усам: обмозговывают, как бы их стибрить. Попугаи, знаете ли, очень хитрые.

Квиллер поднялся.

— Ситуация становится угрожающей, — сказал он. — В интересах защиты личной элегантности мне придётся вас покинуть.

В ответ Тельма разразилась своим тихим музыкальным смехом.

Потом, когда они направлялись к выходу, Квиллер уже серьёзным тоном спросил:

— Тельма, вы когда-нибудь были на могиле вашего отца?

— Я даже не представляю, где она.

— А я знаю где. В очень красивом месте. Я охотно свез бы вас туда в воскресенье, во второй половине дня. А потом мы могли бы пообедать в гостинице «Валун» над озером.

— С огромным удовольствием! — воскликнула Тельма.

Уже уходя, он как бы между прочим спросил:

— Ничего, если я напишу о ваших попугаях в моей колонке? И если вы не возражаете, я наведаюсь ещё раз, чтобы уточнить кое-какие детали.

Он чувствовал на себе испуганный взгляд Дженис, но его интересовало только, как отреагирует на его вопрос Тельма. А у той перехватило дыхание, и она несколько секунд молчала, но потом проговорила так же небрежно, как и Квиллер:

— Этих кудахчущих чертенят и так уже разрекламировали сверх меры. Спасибо, но не стоит.

— Жаль! — вздохнул Квиллер. — А я-то надеялся поболтать с Педро о политике.

— О, в этих вопросах у него на всё своё мнение, только не всегда его можно напечатать, — ответила Тельма.

По дороге домой Квиллер остановился и позвонил на автоответчик Буши:

— Пригласи Дженис покататься на лодке. Я договорился с Тельмой, что повезу её в воскресенье осматривать окрестности.

Не успел он вернуться к себе, как позвонила Тельма.

— Квилл, тот фотограф, что снимал попугаев, приглашает Дженис в воскресенье на лодочную прогулку с пикником на острове. И та репортерша, что была у меня, тоже приглашена, и её муж. Я бы рада была, чтобы Дженис познакомилась с кем-нибудь её возраста, но не знаю, безопасно ли такое путешествие?