Нил Олсон - Икона

— Я хочу оставить работы современных авторов — это мое увлечение. А из старых работ наиболее ценной является икона.

— Может быть, как раз поэтому и следует оставить ее?

Она положила обе руки на стол.

— Хорошо, хотите правду?

— Пожалуйста.

— Эта вещь наводит на меня ужас, и так было всегда. Я знаю, что это всего лишь дерево и краска, но у меня такое ощущение, что это все же нечто большее, что внутри ее что-то прячется. Потом умирает дед — прямо перед ней. Я не хочу ее оставлять. Ну вот, я и сказала. Теперь я, наверное, внушаю вам отвращение.

— Едва ли. Это всего-навсего означает, что вас трогает эта работа. Может быть, не так, как хотелось бы создателю, но тем не менее.

После минутного размышления она снова улыбнулась.

— Вы имеете в виду автора, не Создателя.

Он вдруг покраснел.

— Да, именно так. Рядового парня, не самого старшего.

— Извините за колкость. Мне нужно отвлечься от всего этого. — Она взглянула на часы. — Боже, уже поздно. Вам ведь не надо было возвращаться в офис?

— На сегодня я закончил.

— Вам никуда не нужно ехать?

— Нет. — Почувствовав в ее словах желание распрощаться, он поднялся. — Надо кое-что прочитать.

Подойдя к раковине, он стал ополаскивать кружку, по-детски обиженный тем, что ему не дали еще раз посмотреть на икону. Ему никогда не была свойственна такая одержимость, и это новое ощущение раздражало его. Он, в конце концов, пришел сюда, чтобы помочь ей, а не себе.

— Да оставьте, я сама это сделаю.

— Ничего. — Он поставил мокрую чашку на стол.

— Я просто думала, не захотите ли вы поужинать. Если вы не слишком заняты.

Мэтью удивился собственной глупости. С каких это пор он стал таким несообразительным? Почему он не мог ее понять, все усложнял?

— Неплохая идея.

Она молча продолжала смотреть на него, и он уже готов был отказаться. На самом деле это ужасная идея. Их связывают деловые отношения. Она все-таки странная женщина. Несмотря на симпатию к ней и даже некоторую очарованность ею, в ее присутствии он постоянно чувствовал неловкость. Повисшую тишину разорвал низкий глубокий звук боя старинных немецких часов в гостиной.

— Обещаю больше не говорить об иконе, — добавила она. Он представил свой путь домой, мимо химчистки и китайских ресторанчиков, пустую квартиру. А в это время его неубедительная отговорка будет эхом витать в этом кирпичном доме, и она всю ночь просидит на кухне за чашкой кофе.

— Хорошо, — сказал Мэтью. — Конечно, с большим удовольствием. Куда мы пойдем?

Но они никуда не пошли. Ана решила, что они вместе соорудят какой-нибудь ужин. Правда, в холодильнике почти ничего не было, да и готовить она не умела. Зато она была хорошо знакома с содержимым винного погреба и, пока Мэтью резал шампиньоны и взбивал яйца с холодной водой, пошла вниз выбрать вино. Резаное яблоко, немного пармезана — и за считанные минуты он приготовил чудесный омлет, который они и поглощали вместе с поджаренными рогаликами и «Шато Марго» 1984 года.

— Это вино сюда не подходит, — сказала Ана.

— Если оно вам нравится, значит, подходит.

— А вам нравится?

— Очень, хотя я и не знаток вин. Слишком много рецины выпито в юности.

— Рецины? — простонала она. — Господи, да это же отрава!

— А вот на это я могу возразить — вот так, задрав подбородок, с видом знатока, — что вы не пробовали настоящего напитка. «Экспортная рецина, Theomou, scata!»

— Отлично, кого-то вы мне напоминаете.

— Марлона Брандо.

— Я собиралась сказать — Муссолини.

— Хм, спасибо. На самом деле любая рецина для меня отдает деревом. Еда греческая, вино французское. — Он поболтал темную жидкость в бокале. Приготовление ужина помогло немного сбросить напряжение. — Каждый должен делать то, что у него хорошо получается.

Она запихнула в рот большой кусок омлета, как будто не ела несколько дней.

— Все греческие мужчины умеют готовить?

— Это же омлет, Ана. Его любой может приготовить, это не называется «готовить».

— Это для вас. А для моей кухни это вершина кулинарного искусства.

— Польщен.

— А можно мне задать бестактный вопрос?

— Почему вдруг вы спрашиваете разрешения?

— Почему вы не женаты?

— Ну, как мне ответить? Судьба? Я мог бы спросить вас о том же.

— Обо мне мы еще поговорим. — Она крутила свой бокал так сосредоточенно, как будто это было частью какой-то технической операции. — Так у вас никого нет?

— Я этого не сказал.

— Вы в последнюю минуту соглашаетесь на ужин, и при этом вам никого не надо предупреждать.

— Может быть, моя подруга в отъезде?

— Почему вы заставляете меня гадать?

— Ну ладно, — уступил он, напряженно улыбнувшись. — Вы правы. В данный момент я не обременен отношениями.

— Как это может быть? Такой красивый, интеллигентный юноша, как вы…

Она произнесла это небрежно, как будто думала, что он привык к такого рода комплиментам, но Мэтью почувствовал, что его лицо опять вспыхнуло. А может, это просто вино подействовало.

— В этом городе много красивых, интеллигентных, одиноких людей, — осторожно ответил он. — В этом нет никакой загадки. Просто я только что расстался кое с кем — мы были вместе довольно долго.

— И кто этого захотел?

— Захотела она. По моей вине.

— А в чем была вина?

— Я действовал, как Муссолини. Сводил ее с ума.

— Ну уж ладно.

— Слишком много вопросов, Ана.

— Извините. — Она уронила вилку на свою опустевшую тарелку.

— Похоже, кое-кто не ел несколько дней.

— Я забываю о еде. Разве это не грустно? Взрослая женщина, а поесть забывает. В Санта-Монике у меня друзья, с которыми я всегда встречаюсь, чтобы поесть. Здесь все более свободно. Вообще-то обычно я ужинала с дедом. Это было еще до того, как он заболел.

— Только не говорите, что я сижу на его месте.

— Чтобы мой дед ужинал на кухне? Мы всегда сидели в этой мрачной столовой, даже когда ужинали вдвоем. Думаю, он даже не знал, как выглядит кухня.

— А кто готовил?

— Андре. Чудный старик, которого я вынуждена уволить.

— Может, все-таки оставить его? — спросил Мэтью, указывая на ее пустую тарелку.

— Ему почти восемьдесят, и он хочет на покой. Я уже избавилась от Дианы — вот уж настоящая головная боль.

— Сиделка?

— Вообразила, что она здесь хозяйка. Дед был уверен, что она воровала. Ну, не знаю насчет этого, но никаких оснований держать ее у меня не было. Заплатила ей неплохое выходное пособие и дала лучшие рекомендации.

— И теперь о вас некому заботиться.

— И мне не о ком заботиться. Я тоже — как вы это сформулировали? — не обременена отношениями.

— Ну что ж, за это и выпьем. — Два хрустальных бокала, наполовину опустевших, чокнулись с мелодичным звуком. — А вам нравится такое состояние? — Вино явно расслабляло его, обычно осторожного в словах.