Майкл Коннелли - Страшила

— Скажите ему, что я спущусь через десять минут.

Мне, однако, понадобилось не менее четверти часа, чтобы принять душ, побриться и натянуть единственную оставшуюся у меня в запасе рубашку, которую можно было, пусть и с некоторой натяжкой, назвать чистой. Водителя мое небольшое опоздание, похоже, нисколько не обеспокоило, и он, лениво покручивая баранку руля, покатил на небольшой скорости к Голливуду. Движение на улицах было редкое, и поездка оказалась на удивление приятной.

Наш автомобиль, в сущности, к категории лимузинов не относился. Это был просто большой «линкольн-таун». Год назад я написал серию статей об адвокате, который, расследуя одно дело, буквально дневал и ночевал в просторной задней части этого автомобиля, в то время как клиент возил его по нужным местам. В данный момент я тоже сидел в задней части такого же «линкольна», и мне понравилось там ездить. Оттуда открывался отличный вид на утренний Лос-Анджелес.

Небоскреб Си-эн-эн находился на бульваре Сансет недалеко от здания Голливудского отделения полиции. Пройдя через пункт охраны, я поднялся в студию, где немедленно подвергся допросу с пристрастием по дальней связи со стороны обозревателя из Атланты, желавшего внести завершающие штрихи в свое воскресное шоу «Си-эн-эн ньюс». Затем меня отвели в другую студию, с зелеными стенами, где я увидел Ванду Сессамс и Апонзо Уинслоу. Не знаю почему, но меня шокировало, что их подняли в такую рань и поместили в совершенно непривычную им остановку студии только для того, чтобы они могли обменяться со мной несколькими словами. Вряд ли они чувствовали себя здесь комфортно.

Ванда посмотрела на меня так, словно видела впервые в жизни. Алонзо, похоже, клонило в сон, и его глаза напоминали щелочки.

— Ванда, вы помните меня? Я репортер Джек Макэвой. Приезжал к вам месяц назад.

Она согласно кивнула, щелкнув при этом плохо пригнанными зубными протезами. Когда я был у нее дома, она их не носила.

— Совершенно верно. Вы тот самый тип, напечатавший в своей газете кучу всякой лжи про моего Зо.

Это заявление взбодрило Алонзо и заставило поднять голову.

— Но ведь он вышел на свободу, не так ли? — сказал я.

Я подошел к ним и протянул руку ее внуку. Он осторожно и не без колебаний пожал ее, но мне показалось, что парень не до конца отдает себе отчет в том, кто я такой.

— Рад, что мы наконец встретились с тобой, Алонзо, и что тебя освободили. Меня зовут Джек. Я тот самый репортер, который разговаривал с твоей бабушкой и начал расследование, приведшее к твоему освобождению.

— Моей бабушкой? Да идите вы к черту! О чем вы говорите?

— Он всегда говорит невпопад, — быстро сказал Ванда.

Я понял, что допустил серьезную ошибку. Ванда действительно была его бабушкой, но играла роль матери — так называемой мамаши, — поскольку его настоящая мать вечно шлялась по улицам. Возможно, парень до сих пор думал, что настоящая мать — его сестра, если вообще имел представление о ее существовании.

— Извините, похоже, я ошибся, — сказал я. — Но как бы то ни было, интервьюировать нас будут вместе.

— А какого дьявола они будут вас интервьюировать? — осведомился Алонзо. — Ведь это я сидел в этой гребаной тюрьме, а не вы.

— Полагаю, потому, что я помог вытащить тебя оттуда.

— Вот умора! А Мейер говорил, что это он меня вытащил.

— Его освободил наш адвокат, — сказал Ванда, подпевая внучку.

— Почему в таком случае ваш адвокат не присутствует на этом шоу, организованном Си-эн-эн?

— Он еще придет.

Я кивнул. Это оказалось для меня новостью. Когда я в пятницу уходил с работы, речь шла лишь обо мне и Алонзо. Теперь же, помимо внука, мы имеем на борту мамашу и адвоката. Я подумал, что это вряд ли отразится на шоу. Слишком многолюден. Без сомнения, возникнут непредвиденные осложнения. Не говоря уже о нагрузке, которая падет на цензора, «запикивающего» неприличные слова. Я подошел к столику, на котором стоял кофейник, и налил себе чашечку кофе. Потом достал пончик из коробки «Криспи крим». Я старался сосредоточиться на своих мыслях, временами бросая взгляды на суетившихся вокруг телевизионщиков, готовившихся к началу шоу, которое должно было транслироваться чуть ли не на всю страну. Через некоторое время в студии появился специалист по звуку, прикрепил к воротникам наших рубашек небольшие микрофоны, вставил каждому в ухо приемопередающее устройство размером с горошину и расправил под пиджаками проводки, чтобы их не было видно.

— Я могу поговорить с продюсером? — спросил я. — Наедине?

— Разумеется. Я сейчас же передам ему вашу просьбу…

Я присел на диванчик подождать и сидел около четырех минут, пока не услышал мужской голос, произнесший мое имя.

— Мистер Макэвой?

Я огляделся, но никого не увидел. Лишь секундой позже до меня дошло, что ко мне обращаются по приемопередающему устройству, находившемуся у меня в ухе.

— Да, я здесь.

— С вами говорит Кристиан Дюшато из Атланты. Я продюсер сегодняшней программы, и хочу поблагодарить вас, что поднялись так рано, чтобы прибыть на место. Мы все досконально обсудим, когда вас переведут через несколько минут в студию. Но быть может, вам нужно сказать мне несколько слов до того?

— Да. Подождите секундочку.

Я вышел из студии с зелеными стенами в холл и закрыл за собой дверь.

— Прежде всего хочу спросить: у вас надежный человек на запикивающем устройстве? — произнес я приглушенным голосом.

— Я вас не понимаю, — сказал Дюшато. — Что вы имеете в виду под «запикивающим устройством»?

— Не знаю точно, как эта штука называется, но вам следует иметь в виду, что хотя Алонзо Уинслоу всего шестнадцать лет, он произносит слова вроде «идите вы все к такой-то матери» и «гребаный» так же часто, как вы говорите «студия» или «мотор».

В приемопередающем устройстве установилось молчание, которое, впрочем, не продлились слишком долго.

— Я вас понял, — сказал Дюшато. — Спасибо за предупреждение. Обычно мы стараемся проводить пробные интервью с нашими гостями, но у нас не всегда есть для этого время. Адвокат уже пришел?

— Нет.

— Мы нигде не можем его найти, а на телефонные звонки он не отвечает. Между тем я надеялся, что ему удастся хотя бы до определенной степени контролировать своего клиента.

— В настоящее время его нет и контролировать Алонзо некому. Вам, Кристиан, надо иметь в виду еще одну вещь. Хотя этот парень не совершал убийства, в котором его обвиняли, он отнюдь не невинное дитя, если вы понимаете, на что я намекаю. Он член уличной банды «Крипе», и сейчас ваша зеленая студия здорово поголубела из-за одежды, которую он носит. На нем голубые джинсы и голубая вышитая рубашка… Даже бандана, которой он обмотал себе голову, и та голубая. Фактически он будет демонстрировать в открытом эфире и в реальном времени цвета своего бандитского клана…