Иэн Рэнкин - Открытая дверь

«Я должен иметь что-то такое, чего у него нет и никогда не будет, — часто думал Аллан. — Ни у него, ни у моих клиентов-бездельников. Мне нужно любой ценой заполучить тех двух Култонов…»

Но садиться в тюрьму ему тоже не хотелось.

За последние несколько дней Аллан не раз просыпался в холодном поту, с лихорадочно бьющимся сердцем. Изучая присланный профессором план, он выискивал возможные «узкие места», а сам думал, сколько лет ему дадут за участие в ограблении. И что скажут дети, когда узнают, что их папа находится «на содержании Ее Величества»? Стоит ли подвергать себя такой опасности ради каких-то картин, которые он все равно не сможет никому показать, не сможет похвастаться ими перед клиентами, боссом, коллегами? Да еще Марго, его бывшая жена… На протяжении многих лет она утверждала, что он — занудный тип, что разговоры у него скучные, что одевается он скучно, готовит — скучно, а занимается любовью еще хуже, чем готовит… Когда она ушла, Аллан понял, что все еще ее любит, но Марго уже нашла себе нового мужчину — молодого манекенщика, который носил стильные шерстяные рубашки-поло со стоечкой и беспрестанно улыбался глупой, самодовольной улыбкой. Это, впрочем, не мешало Аллану звонить бывшей жене каждые несколько дней. Он надеялся что-то поправить и предлагал Марго встретиться то в одном, то в другом модном кафе, но она, похоже, успела побывать в каждом из них.

Так, во всяком случае, она говорила.

И вот теперь Аллану представилась возможность совершить нечто такое, чего никогда не сможет позволить себе Мистер Модные Рубашки. Он мог совершить идеальное преступление. Пожалуй, только поэтому Аллан по-прежнему был полон решимости идти до конца, несмотря на терзавшие его ночные кошмары и дурные предчувствия. Черт побери, почему нет?! Быть может, его дети даже станут относиться к нему лучше, если в конечном итоге он и угодит в тюрьму: дурная слава в глазах подростков гораздо предпочтительнее полной безвестности.

— Ты уверен?.. — в двадцатый, наверное, раз спросил его Майк, когда они поднимались по лестнице на четвертый этаж, где жил Уэсти.

— Да, уверен, — ответил Аллан, от души надеясь, что голос его звучит достаточно убежденно.

Приятель поручил ему подробно проработать план операции, но каждый раз, когда Аллан находил какую-то вызывающую сомнение деталь, непременно оказывалось, что Майк уже об этом подумал. А после того как приятель привлек к делу Чиба Кэллоуэя и его молодчиков, они перестали испытывать нехватку рук, и сейчас Майк снова предложил Аллану отказаться от участия в налете, если он не уверен в успехе «на сто один процент».

— Решение за тобой, — сказал Майк. — Но что бы ты ни решил, никто тебя не осудит.

— Слушай, Майк, — ответил на это Аллан, — а ты, часом, не хочешь от меня избавиться?

В ответ Майк только покачал головой. Он не отвел взгляда, но ничего не сказал.

Так, в молчании, они достигли лестничной площадки, где жил Уэсти, и остановились, чтобы немного отдышаться. Наконец Майк медленно кивнул и нажал кнопку звонка. Молодой художник, открывший им дверь, выглядел нервным и издерганным, и Майк не преминул это отметить.

— Сами виноваты, — огрызнулся Уэсти. — В последние несколько дней я почти не сплю, держусь только на кофе и сигаретах, да иногда позволяю себе «кровавую Мэри». Чисто для тонуса.

— С «Табаско» или с вустером? — уточнил Майк, и Уэсти смерил его мрачным взглядом.

Из прихожей они сразу прошли в гостиную-студию, где пахло свежей краской, лаком и смолой. Для подрамников Уэсти использовал в основном старое дерево — рамы им были не нужны, коль скоро их все равно пришлось бы оставить. Если старого дерева не хватало, он в несколько слоев покрывал сосновые рейки растворимым кофе.

— Отличный способ, — сказал Уэсти, когда Майк взял одну рамку и понюхал. — Прекрасно работает.

— Кофе, надеюсь, контрабандный? — поинтересовался он, но Уэсти не обратил на шутку никакого внимания. Казалось, он гордится своими подрамниками куда больше, чем готовыми копиями, однако Аллан, внимательно осмотревший картины, нашел их превосходными. Он так и сказал, и, пока Уэсти надувался от гордости, Майк успел убедиться в том, что Аллан нисколько не преувеличил.

Репродукции полотен Уэсти получил от Гиссинга. Сейчас они были приколоты кнопками прямо к стенам импровизированной студии. Были тут и страницы, вырванные из каталогов, и сделанные с близкого расстояния фотографии отдельных наиболее сложных фрагментов картин, которые (фотографии) профессор отыскал в библиотеке Художественного училища. Между ними белели листы с распечатанной на принтере информацией, полученной в основном из интернета: это были подробные описания творческой манеры и техники того или иного художника с точным (где это было возможно) указанием использованной краски и даже с названием фирмы-производителя. В банках со скипидаром отмокали кисти. Несколько кистей — засохших, безнадежно испорченных — перекатывались под ногами. На полу студии валялись также начатые или выжатые досуха тюбики краски, а также куски картона и фанеры, которые Уэсти использовал в качестве палитр. Сам художник тоже напоминал ходячую палитру: его просторную майку и мешковатые, до колен, шорты покрывал такой густой слой засохшей краски, что сейчас уже невозможно было сказать, какого цвета они были раньше.

— Я же говорил, что смогу это сделать! — с гордостью заявил Уэсти, однако, прикуривая очередную сигарету от окурка предыдущей, он мучительно закашлялся и согнулся так, что длинные сальные волосы закрыли ему все лицо. Парень откинул их судорожным движением руки.

— Мне кажется, тебе нужно немного поспать, — предложил Аллан.

— Еще как нужно! — согласился Уэсти.

— Отдохнешь, когда все будет готово, — предупредил Майк. — Сколько тебе еще осталось?

— Пять готовы. Осталось две.

Уэсти жестом указал на сохнущие полотна.

— Три, — поправил Майк.

Уэсти смерил его угрюмым взглядом.

— Мы договаривались насчет семи, — напомнил он. — По две каждому из вас, и одна мне.

— У нас появился еще один… партнер.

— Но послушайте, нельзя же на ходу менять правила!

— Можно и нужно. К тому же наш новый партнер настаивает…

Они заспорили. Уэсти требовал дополнительной оплаты, Майк не уступал, и Аллан поймал себя на том, что наблюдает за другом с одобрением и даже с каким-то извращенным удовольствием. Казалось, за каких-нибудь несколько дней Майк успел полностью сжиться с новой для себя ролью крутого дельца, главаря преступной группы. Возможно, в последнее время он слишком много времени проводил в обществе Чиба Кэллоуэя, но Аллан думал, что дело в другом. Похоже, Майк впервые в жизни получал от себя самого и от своих поступков настоящее удовольствие.