Эстель Монбрен - Убийство в доме тетушки Леонии

— Франсуа, — мягко прервала его жена. — Я могу предложить вам кофе, господин комиссар?

Она говорила с легким южным акцентом, и все ее поведение свидетельствовало о желании соблюсти приличия.

«Эти двое только что повздорили», — подумал Жан-Пьер Фушру. И вежливо ответил «С удовольствием», скорее отдавая дань светским условностям, чем из желания выпить кофе. Он любил итальянский эспрессо и обычно с опаской относился к тому, что ему предлагали под видом кофе. Но в данном случае он напрасно беспокоился. Черная жидкость без сахара, которую ему подала Мари-Клер Делаборд в чудной чашке лиможского фарфора, была восхитительной. Да, эти люди умеют жить.

— Аджюдан Турнадр сказал, что вы могли бы просветить меня по поводу Прустовской ассоциации и мадам Бертран-Вердон, — начал он.

Он увидел, как напряглась пухлая ручка Мари-Клер, держащая кофейник.

— Мы знали ее очень мало, — заявил ее муж. — Встречались на официальных приемах, но не более того. Ее неожиданная смерть создаст определенные трудности для Прустовской ассоциации. Она ведь была ее основательницей.

— А какие цели у этой ассоциации?

— Ну, привлекать англоязычных туристов, устраивать международные встречи — совсем не плохо, для нашего города это реклама.

— А прежде всего реклама для нее самой, — обронила Мари-Клер Делаборд, не в силах и дальше сдерживать свое нетерпение. — Это позволяло ей путешествовать и красоваться на деньги налогоплательщиков…

— Мари-Клер, право же… — пожурил ее муж.

— Но комиссар имеет право знать…

— Правда, что мадам Бертран-Вердон иногда любила выставить себя напоказ и это не всем нравилось, — отрезал мэр. — Но она была душой этой ассоциации. И ей удалось уговорить приехать министра, которого мы ждем сегодня к четырем часам, хотя пока мне ничего не сообщали. А еще — известного парижского критика Макса Браше-Леже. Вам, конечно, знакомо это имя. Это он отказался участвовать в литературной телепередаче «Апостроф».

— Он здесь? — осведомился комиссар.

— Нет, он живет в Париже. Я думаю, он приедет только к заседанию.

— Кто еще был тут вчера?

— Кроме американцев, в «Старой мельнице» был, мне кажется, профессор Вердайан из университета Париж-25 и редактор серии в издательстве Мартен-Дюбуа, который входит в административный совет. Как бишь его?

— Филипп Дефорж, — подсказала ему жена.

— Да, точно, Филипп Дефорж. Виконт Шарей, личный друг мадам Бертран-Вердон, и секретарша Жизель Дамбер.

— Я ее встретил в поезде сегодня утром, — уточнил Жан-Пьер Фушру.

— Она святая! — воскликнула Мари-Клер Делаборд, несмотря на предостерегающие взгляды супруга. Но она не успела развить свою мысль, так как появилась служанка и объявила, что мэра просят к телефону из Парижа.

— Извините, — сказал Франсуа Делаборд, поспешно идя к двери.

— Святая, — продолжала его жена, как только он вышел. — Извините меня за прямоту, комиссар. Но мадам Бертран-Вердон была карьеристка, которая ни перед чем не останавливалась. Все знают, что она получила эту синекуру за… (тут она очаровательно покраснела)… благодаря… ну, вы понимаете, что я хочу сказать…

— Понимаю. И ценю вашу искренность, — ободрил он ее.

— Взять хоть сегодняшнее заседание. Предлог — почтить память Пруста. [8] Марсель Пруст умер 18 ноября 1922 года. Но для мадам Бертран-Вердон это всего лишь возможность разрекламировать свой «Справочник истинного прустоведа» за счет правительства и университета.

— «Справочник истинного прустоведа»? — повторил он, слегка опешив.

— А, вам незнаком сей шедевр? — усмехнулась она. — Мы получили целых два экземпляра. Разрешите преподнести вам один из них…

Тут вернулся ее муж и с озабоченным видом сказал:

— Министр не сможет приехать. Открытие памятной доски задержало его в Фонтенбло дольше, чем ожидалось.

— Не говоря уже о перекрытых демонстрантами дорогах. Как жаль, — усмехнулась мадам Делаборд.

— Мари-Клер, в самом деле…

Жан-Пьер Фушру почувствовал, что пора откланяться:

— Я очень вам благодарен, господин мэр, за то, что вы согласились меня принять. И вам, мадам, за прекрасный кофе. Мне уже давно следовало бы отправиться на место происшествия и посмотреть, что там происходит.

— Позвольте, я принесу вам то, о чем мы говорили, — улыбнулась Мари-Клер.

Провожая комиссара до двери, Франсуа Делаборд начал с немного смущенным видом:

— Надеюсь, жена не наговорила вам лишнего. Она любит поболтать…

— Ее болтовня очень приятна, и мне она очень помогла, — резковато ответил Жан-Пьер Фушру.

— Вот она. — Мари-Клер протянула ему тоненькую книжечку в роскошной обложке. — Вот увидите, много времени у вас это не отнимет. Красивые фотографии и несколько цитат. Даже Франсуа нечего на это возразить, — лукаво добавила она и в знак примирения взяла мужа под руку.

Дом тетушки Леонии — небольшое серое строение — выходил окнами на перекресток двух невзрачных улочек. Жан-Пьер Фушру был поражен его видом. И это безликое, можно сказать, уродливое место породило шедевр французской литературы! Неподвижная фигура жандарма перед входом напомнила ему о его прямых обязанностях. Он здесь вовсе не для того, чтобы восхищаться силой творческого воображения.

С тех пор как он начал свою карьеру в судебной полиции, он так и не смог привыкнуть к тошноте, всегда подступавшей в тот момент, когда ему приходилось в очередной раз столкнуться с насильственной смертью. Это чувство особенно обострилось с тех пор, как три года назад в автомобильной аварии трагически погибла его жена. Он сам был во всем виноват. И нет ему прощения. Металлические скобы в правом колене будут вечно напоминать ему об этом. Как и хромота, из-за которой его прозвали «комиссар Хромоног». Он подумал, что все разговоры в жандармерии и с мэром были просто предлогом, чтобы отсрочить тот момент, когда ему придется склониться над телом мадам Бертран-Вердон. Надо было настоять на том, чтобы его отвезли с вокзала прямо на место преступления.

Юный полицейский заверил его, что никто не входил в дом с тех пор, как Фердинан отсюда вышел. Комиссар быстро оглядел комнаты первого этажа — выложенную плиткой прихожую, кухню в старинном стиле, столовую и гостиную, обставленную в провинциальном вкусе начала века, все необыкновенно обыкновенное, вплоть до двери с красными и синими стеклами, которая выходила в самый заурядный сад, где возвышалась копия какой-то статуи. Затем он поднялся на второй этаж.

Казалось, ничего не изменилось в кабинете с момента поспешного бегства уборщицы. Машинально он отметил, что в комнате два окна, много стенных шкафов, мраморный камин, зеркало над ним и альков с книжными шкафами. Посреди — огромный письменный стол с большим количеством ящиков, на котором старинный черный телефон соседствовал с новеньким компьютером. Здесь же валялась связка ключей.