Збигнев Сафьян - Зарубежный детектив

— Смотрите, смотрите, а вот и сам Доминго Паскуаль, собственной персоной. И, к нашему всеобщему удовольствию, снова шаркает ногами... За версту чует нас и теперь идет по следу.

Подойдя к машине, Доминго Паскуаль перестал шаркать ногами и заглянул внутрь автомобиля, хитро улыбаясь своим уродливым плосконосым лицом.

— Добрый день, сеньоры. Все ищете?

— Ищем. А у тебя есть какие-нибудь новости?

— Есть кое-что... Я знаю, к кому приходил в ту ночь с последним визитом дон Антонио.

— Знаешь?

— Да, знаю.

— Кто тебе об этом сообщил?

— Моя сестра. Бедняжка плохо спит по ночам, слоняется по дому, смотрит в окна... Они выходят как раз на улицу Клаудио Коэльо, к дому Гомеса Гарсии.

— Верно, доктор заходил к нему в четыре часа дня.

— Не знаю, был ли он у него днем, а вот после трех часов ночи был точно, начальник.

— Твоя сестра не могла ошибиться?

— Нет, она видела, как дон Антонио и Гомес Гарсиа шли вдвоем со стороны улицы Толедо.

— А в котором часу они возвращались назад?

— Этого она уже не видела. Доктор, пожалуй, пробыл там около часа, потому что она легла не сразу.

— Ты даже не представляешь, Доминго, как я тебе благодарен... вернее, как мы благодарны тебе за твое сообщение.

— Не за что. Я всегда к вашим услугам.

— Ступай с богом.

Доминго Паскуаль как-то неуверенно зашагал прочь, но ногами уже не шаркал.

— Этот тип попал прямо в цель... Странно только, что после всего этого «иберийского фарса»... — задумчиво проговорил Плиний, глядя в спину Доминго Паскуаля, который шел вниз по улице. — ...Вам не трудно подождать меня здесь немного? Я хочу зайти к Гомесу Гарсии, послушаю, что скажет он... А вы, Мансилья, составите мне компанию?

— Нет, нет, лучше идите один.

Пока Мануэль шел до дома Гомеса Гарсии, он вспомнил, как тот появился у них в городе со знаменем «Испанской фаланги» [20] «Испанская фаланга» — фашистская партия в Испании. Основана в 1933 году. В 1937-м, после объединения с другими реакционными группами, называлась «Испанская фаланга традиционалистов и хунт национал-синдикалистского наступления». , которая вошла в Томельосо сразу же по окончании войны. Вскоре он посватался к старшей дочери Ровиры. Вместе с «Испанской фалангой» Гомес Гарсиа покинул город, а спустя несколько месяцев снова вернулся, уже лиценциатом, и женился. В начале сороковых годов его часто можно было увидеть в официальных кругах, всегда в синей рубашке, очень воинственно настроенного. Когда же с этой эйфорией было покончено, Гомес Гарсиа всецело посвятил себя семейной жизни. И жил на небольшой капитал жены, которым, кстати сказать, распоряжался довольно умело.

Плиний дважды постучал в дверь колотушкой, имеющей форму железной руки с зажатым в кулак шаром, и ему пришлось подождать несколько минут, пока ему открыл — он хорошо это видел — человек, который прежде внимательно оглядел его из-за жалюзи окна.

Этим человеком оказался сам Гомес Гарсиа. Вид у него был хмурый, брови насуплены, а взгляд, как всегда, невыразительный.

Гомес Гарсиа не поздоровался с Плинием, не задал ни одного вопроса, а только молча смотрел на него. Казалось, всем своим огромным квадратным туловищем он стремился преградить ему путь в дом.

— Можно войти? — спросил комиссар, выдержав его пристальный взгляд.

Ничего не ответив, тот посторонился. Прежде чем заговорить, они снова обменялись хмурыми взглядами.

— Чем могу служить? — произнес наконец Гомес Гарсиа.

— Я должен задать вам несколько вопросов.

— Каких?

— Речь идет об исчезновении доктора дона Антонио.

— Что именно вас интересует?

— Он приходил к вам пятнадцатого октября?

— Вы пришли ко мне как друг или как начальник муниципальной гвардии? — спросил он, делая ударение на последних словах.

— Как начальник муниципальной гвардии Томельосо.

— В таком случае очень сожалею, но я не обязан вам отвечать.

— Почему?

— Потому что по закону вам не положено заниматься делами, которые не входят в функции муниципальной гвардии.

— Допустим. Но инспектор общего полицейского корпуса сеньор Мансилья, который в данный момент сидит здесь, в машине, счел необходимым послать меня от своего имени, чтобы не придавать важности этому чисто формальному допросу. Если хотите, я могу позвать его.

— Если у него нет судебного предписания, он может себя не утруждать.

— Для дел такого рода в нашей стране не нужны судебные предписания. Но раз вы хотите соблюсти букву закона, я скажу, чтобы он пришел к вам сам.

— ...Ну, хорошо, — согласился Гомес Гарсиа, уступая доводам комиссара. — Что вам угодно знать?

— Итак, вы согласны отвечать на мои вопросы, несмотря на то, что это не входит в мою компетенцию?

— Спрашивайте.

— Был у вас дон Антонио пятнадцатого октября?

— Был около четырех часов дня. Он приходил осмотреть мою дочь, которая хворает.

— А за что вы на него рассердились?

— Я? — переспросил он, не в силах скрыть своего удивления.

— Да.

— Я ни на кого не сердился.

— Не забывайте, речь идет о смерти человека.

— Ну и что же?

— Так... А когда он снова пришел к вам?

Гомес Гарсиа взглянул на Плиния, как бы раздумывая, стоит ли ему отвечать. Наконец он решился:

— В половине четвертого ночи.

— Больная почувствовала себя хуже?

— Да.

— Как вы уведомили его об этом?

— А зашел за ним, но его не оказалось дома, и мне пришлось подождать у подъезда.

— Вы пришли пешком?

— Нет, я привез его на своей машине.

— Сколько времени он пробыл у вас?

— Больше получаса.

— И вы отвезли его домой?

— Нет, он захотел пройтись.

— Где у вас обычно стоит машина?

— Во дворе. Туда ведет отдельный вход через ворота позади дома.

— Тогда почему вы подъехали со стороны улицы Толедо, где все перерыто из-за строительных работ?

Гомес откровенно удивился:

— Потому что я собирался отвезти доктора к нему домой, а там машина ближе всего стоит к нашему дому.

— А как, по-вашему, что с ним могло случиться?

— Не знаю.

— Кто-нибудь может подтвердить то, что вы говорили мне?

— Жена и дочь.

— Они дома?

— Да.

— Почему вы не пришли в аюнтамиенто сообщить нам, что дон Антонио был у вас до четырех ночи, ведь всем жителям города было объявлено об этом?

— Я ничего не знал ни об объявлении, ни об исчезновении доктора. На другой же день мы с дочерью уехали в Мадрид.

— А после возвращения?

— Я уже ответил на все ваши вопросы, — сказал Гомес Гарсиа, приоткрывая входную дверь и глядя на Мануэля все тем же хмурым взглядом. — И дураку ясно, что я не имею никакого отношения к смерти этого сеньора. Но, клянусь богом, как только все прояснится, я непременно доложу губернатору, что вы занимаетесь не своими делами.