Александр Горохов - Смертельный азарт

— Все путем, — кивнул Корвет. — Не волнуйся. Отъедем и купим, что надо.

— А я живу только на апельсинах! — радостно сообщила Римма. — Месяцами питаюсь только апельсинами, медом и водкой.

— Новая диета? — серьезно поинтересовался Евгений Григорьевич.

— Нет. Я инопланетянка. У нас на планете Сириус вообще ничего не едят, а только пьют дистиллированную воду и живут, по вашему исчислению, по нескольку тысяч лет.

Хирург спокойно пожал плечами, не выказывая ровно никакого удивления, словно пришельцы с других планет запросто гостевали у него каждый вечер.

— Тогда на кой черт, дорогая, ты торчишь здесь? Хуже, чем на Земле, по-моему, во всем космосе места не сыскать. Или тебя сюда в наказание сослали?

— Нет, — улыбнулась Римма. — Мне просто очень понравились земные мужчины. Хотите, я сегодня с вами буду спать? У нас на Сириусе принята такая форма благодарности гостеприимному хозяину.

— Милая моя, — спокойно и грустно улыбнулся хирург, — боюсь, что я уже не сумею поддержать мужскую честь землян. Вам бы долететь до меня лет эдак тридцать назад.

— Тогда я полежу рядом с вами вместо грелки. А уж что получится — моя забота, — решительно закончила Римма. — Корвет, ты ведь при Илье подежуришь?

— Да, — ответил Корвет. — Ты, Евгений Григорьевич, не удивляйся: мы тоже думаем, что, может быть, черт ее знает, она действительно с Сириуса. Другой такой идиотки нигде не сыскать.

— А почему бы и нет? — равнодушно спросил старик. — С Сириуса так с Сириуса, всякое бывает. Я давно уже допускаю любую аномалию в отечестве. Если Госдума и правительственный синклит набиты ворами в законе, болванами и параноиками, то почему бы среди рядовых жителей не проживать инопланетянам? Так оно и есть. А у них, пришельцев, может, это и в удовольствие — погреться около холодных и бесполезных старческих костей. Может, они от этого мудрости набираются.

— Вы мне очень, очень нравитесь! — сверкнула Римма раскосыми глазами и деловито закончила: — Я вам тоже понравлюсь.

Поздним вечером этого же дня в глубокие размышления погрузился и тот фельдшер, который оказывал Илье Пересветову первую медицинскую помощь. Звали его Виталием Сергеевичем Воронковым, и вся жизнь у него прошла нестерпимо скучно, а главное — скудно и ущербно. Полувековой юбилей отметил недавно при полном отсутствии семьи, друзей, увлечений, да и в прожитой жизни тоже не было ничего яркого. Раза три съездил в отпуск на ненужные ему курорты, но и после этих поездок рассказать что-либо пикантно-завлекательного он не мог. Да и некому было рассказывать, как уже отмечалось.

Но сегодня он пережил несколько потрясших его душу событий, которые не позволили ему заснуть после программы «Время».

Он был ошеломлен, когда решил пересчитать, сколько заработал за обслуживание раненого парня. Оказалось, что расплатились с ним долларами, и расплатились более чем щедро! Доллары Воронков держал в руках едва ли не впервые в жизни, и поначалу решил, что это наверняка фальшивые бумажки. Но сходил в город, и выяснилось, что доллары — самые настоящие, и если их разменять на родные рубли, то получится чуть ли не трехмесячная зарплата Воронкова.

За что такое благодеяние? Это-то Воронков понял — за молчание.

Пусть так. Он бы смолчал и про все забыл, но во второй половине дня по городу пронесся слух, что в Лягушачьем озере обнаружили труп мотоциклиста, и Воронков хотя и не страдал излишним любопытством, но на озеро поспешил. И увидел, как из мелководья поначалу извлекли мотоцикл, а потом и труп парня в кожаной куртке и высоких сапогах на шнуровке.

Пользуясь тем, что фельдшерское удостоверение было всегда при нем, Воронков протолкался сквозь толпу любопытных поближе и даже устроил над трупом нечто вроде консилиума с молодым врачом «Скорой помощи». Милиции вокруг было тоже уже достаточно, и к беседе двух медицинских «светил» представители закона поначалу относились с молчаливым уважением.

— Мертвец! — почему-то с улыбкой сказал молодой врач.

Воронков напустил на себя солидности, пощупал пульс у трупа, оттянул веко на остекленевшем глазу и серьезно подтвердил:

— Да. Делать искусственное дыхание уже нет смысла.

— Еще один гонщик докатался! — сокрушенно поддержали из толпы заключение специалистов.

Прислушиваясь к разговорам, Воронков сделал вывод, что никто, в том числе и милиция, не сомневается в том, что парень гонялся по лесу, по проселочным дорогам, бравировал, искал себе на шею приключений — вот и нашел. И по облегченному вздоху капитана Воронков понял, что такая версия гибели мотоциклиста милицию весьма устраивает. Но в сознании самого Воронкова труп мотоциклиста неумолимо и прочно увязывался с раненным в ноги парнем и его странной компанией. Исходя из этих своих смутных подозрений, Воронков навязался в машину «скорой помощи», доехал до городского морга. Там Воронкова не сразу раскусили, так что перед тем, как его выгнали прочь, он успел осмотреть обнаруженный труп погибшего и пришел к выводу, что никаких огнестрельных, резаных и колотых ран на теле нет. Может быть, и действительно — мотоциклист погиб от излишнего азарта и любви к скорости. Но Воронков продолжал сомневаться в таком определении случившегося. Ведь те раны на ногах были явно от пуль, это-то он определил! Он послонялся возле морга и через час-другой прослышал, что местные рокеры (их привели толпой) погибшего парня за своего не признали.

Во взбудораженном мозгу Воронкова сразу сложилась жесткая комбинация фактов. Погибший парень — раненый у баньки — деньги — доллары. Главное — последнее. Деньги были тем связующим звеном, которое не позволяло Воронкову допустить возможность случайной гибели мотоциклиста. А кроме того, по мнению Воронкова, только они самые, денежки, могли изменить вялое течение его, Воронкова, жизни. А изменений очень хотелось потому, что круто, странно, но очень ярко менялась сейчас вся жизнь — вчера еще, при коммунистах, советская, казарменная, а сегодня черт знает при ком, но неожиданная и интересная в каждом дне. И нравилось в переменах Воронкову то, что все было просто: хочешь жить как белый человек — имей деньги. Доллары.

Получать солидные суммы за свою работу он никак не мог. Во всяком случае, за пять минут трудов ему таких долларов, как у Лягушачьего озера, не заработать. И сам собой напрашивался вывод — если кто-то так широко швыряется монетой, то почему бы толике их и не отлететь в его, Воронкова, сторону. Круглому дураку ясно, что поутру около Лягушачьего озера была стрельба, что московские парни прикончили мотоциклиста, а потому-то с этих событий — вернее, из того, что эти события тайные и опасные, — можно получить навар. Рискованно, конечно, но можно. Москвичи-убийцы залягут на дно. Скорее всего, их никто здесь не приметил, и они ощущают себя в полной безопасности. И за эту безопасность будут — ПЛАТИТЬ! Кому платить, и ежу ясно — ему, Воронкову Виталию Сергеевичу. Но чтобы провернуть эту коммерческую операцию, следовало этих парней хотя бы разыскать для начала.