Владимир Шитов - Собор без крестов

пропавшие полотна, я выплачу ему вознаграждение. Откажись я от сделки с ним, он, найдя мои полотна, вообще

может забрать их себе, а если продаст, то получит несколько миллионов за них.

— Вы хотите получить свои полотна любым, даже недозволенным способом. Я в вас разочарован, —

недовольно произнес Туянов.

— Вы извините меня, Аристарх Георгиевич, нам в настоящее время на каждом шагу приходится

разочаровываться и возмущаться. Мы сейчас отказываемся от того, что десятилетиями считали святым. Я не

знаю даже, при каком строе мы сейчас живем, господа мы или товарищи. Может быть, вы скажете? На ответе на

мой вопрос я не настаиваю, так как сами верхи на него не ответят.

Слушая Церлюкевича, Туянов, являясь должностным лицом, по выработанной привычке не соглашался с его

доводами и находил убедительные аргументы, чтобы обосновать другую точку зрения по данному вопросу, но

говорил он уже без вдохновения и пыла, которые были его кредо несколько лет тому назад.

Между тем Церлюкевич продолжал философствовать:

— Мои картины есть достояние народа, и если бы государство ими дорожило, то оно могло выкупить их у

меня за несколько десятков миллионов деревянных рублей. Эти полотна кисти признанных художников мира

могли занять почетное место в любом, самом престижном музее страны. У музеев нет денег на приобретение

полотен, я не такой богатый, чтобы их бесплатно дарить, что в таком случае приходится делать? Поймите меня

правильно, я простой человек со всеми его слабостями и интересами. Жить на мизерную подачку, которую

почему-то называют заработной платой, не желаю и не буду. Все, что можно будет продать, продам, иначе, не

исключено, что меня еще кто-нибудь оберет, и вырученные деньги вложу на срочный вклад в банк, буду жить на

проценты. Когда я решу, что пришло мое время, вложу деньги в прибыльное дело.

— Да, Семен Филиппович, с вашей философией мне вас не переубедить, — расставаясь с Церлюкевичем, обронил Туянов.

— Правильно делаете, Аристарх Георгиевич, мы давно вышли из детского возраста и на все имеем свои

взгляды. Мы сейчас с вами как люди, попавшие в море после кораблекрушения. Каждый старается забраться в

лодку, чтобы добраться на ней до берега.

— Красиво вы говорите, барон, — не стерпев, съязвил Туянов, — но применимы ли ваши слова к

действительности?

— Ближайшие если не месяцы, то годы покажут, — неопределенно бросил Церлюкевич, направляясь к

выходу из кабинета.

Взявшись за ручку двери, он, обернувшись к Туянову, заметил:

— Едва не упустил. Я не посвящен в деятельность своих наемников, а поэтому не знаю, где работа их

группы, а где работа других. Между прочим, они ваши помощники, и я бы на вашем месте их не трогал и не

мешал работать. Они делают то, что закон запрещает делать вам. Очень прошу вас, закройте глаза на них. Если

полотна уплывут за рубеж, на Запад, а еще хуже, в Штаты, то это будет худшее зло, чем то, которое они сейчас

делают.

— Подумаем! — ответил неопределенно Туянов.

Глава 61

В пятницу вечером у себя дома Заславский Виктор Юрьевич, ознакомившись с телепрограммой, с досадой

бросил ее на стол. «Опять по многочисленным заявкам телезрителей показывают старый фильм», — с

бешенством подумал он, не зная, куда девать свободное время.

Посмотрев на наручные часы, которые показывали восемнадцать часов сорок семь минут, он задумался.

«Читать не хочу — надоело, слушать музыку тоже не хочется, спать ложиться еще рано. Пойду прошвырнусь по

городу. Может быть, загляну в ресторан, давненько я там не был, смотришь, и продуктивно пролетит время», —

наконец решил он.

Побрившись в ванной, он критически стал рассматривать себя в зеркало, часто меняя мимику лица, как бы

готовясь выйти на артистическую сцену.

Из зеркала на него смотрел мужчина лет сорока. Все в нем было среднее. Он был среднего роста, худощав, с

неброской внешностью, с короткой стрижкой русых волос.

На таких людях взгляды прохожих редко останавливаются, а если и остановятся, то только для того, чтобы

через мгновение забыть навсегда.

«В Ромео ты, конечно, дорогой, не годишься, — критически оценил он себя. — Но если честно признаться, есть еще много таких, которые по сравнению со мной будут выглядеть уродами», — успокоил он себя таким

заключением, вернув хорошее настроение.

«Конечно, если бы жена не ушла к матери, то о похождениях не было нужды задумываться. Видишь ли, у

меня тяжелый характер и со мной невозможно спокойно говорить, не то что жить», — вспомнил он высказывание

жены.

«Ничего, поживет на две сотни плюс мои алименты с двумя детьми, помучается, да и вернется, никуда не

денется», — убежденно решил он, одеваясь и выходя на улицу.

На такси он подъехал к ресторану «Россия», где околачивались валютные «бабочки», но связываться с ними

не стал, а сразу поднялся в зал, пересек его, сел за столик подальше от эстрады у окна.

Он не любил слушать музыку и эстраду, передаваемую через усилитель. Звуковой эффект давил на ушные

перепонки и действовал на него раздражающе.

Сделав официанту заказ, он, как опытный охотник, закурив не спеша, стал рассматривать посетителей

заведения, останавливаясь на слабой половине.

В зале было несколько свободных столиков, чему он вначале удивился, однако, вспомнив о приватизации, многократном и неоднократном повышении цен на все виды товаров и услуг, вынужден был признать:

«Действительно, ресторанные цены кусаются. Разве до перестройки здесь когда-либо было, чтобы пустовали

столики?»

Вдруг он обратил внимание на зашедшую в зал «фирменную» девушку, которая, окинув взглядом зал,

«проплыла» через него и опустилась в кресло за два столика от него. Достав пачку сигарет, она, закурив, положила на столик пачку сигарет с зажигалкой, подошедшему к ней официанту она сделала заказ.

Разглядывая ее, Виктор определил: «Ей не более тридцати лет». Плоский живот, длинные ноги прятались

под платьем вместе с такими же прекрасными бедрами, светло-русые волосы, как фата невесты, укрывали ее

обнаженные плечи, в канавке высокой груди прятался медальон, удерживаемый от дальнейшего падения толстой

золотой цепочкой.

Пока он без стеснения в упор рассматривал соседку, официант принес ей заказанное и стал сервировать

стол.

Посмотрев по сторонам, Виктор заметил, что, кроме него, алчными глазами на белокурую бестию

посматривают и другие ловеласы.

Боясь упустить свой шанс «соседа», Виктор, дождавшись того момента, когда музыканты и певица после

перерыва поднялись на эстраду, поспешил к своей «соседке». У него давно так учащенно не билось сердце, чему