Владимир Шитов - Собор без крестов

близкими, сообщив ей, что если она не выполнит его требований, то с ней может случиться такое же несчастье, какое случилось с мисс Шумахер.

Убедившись, что его предостережение дошло до сознания миссис Зульфит, Кройнер вернулся в город, чтобы

продолжить расследование по запутанному делу, хотя было уже двадцать три часа. На работе, кроме него, находились только дежурные сотрудники. Зайдя к себе в кабинет, он, опустившись в мягкое кресло, задумался:

«Я ничего умного сейчас не придумаю. Мне надо запросить и получить информацию на Дану Шумахер, Лоренцию

Зульфит, на преступника, по делу которого они проходят, точнее, проходили свидетелями, сейчас уместнее

сказать: пока еще проходит свидетелем. Может быть, она прольет свет на мучающие меня вопросы».

Связавшись по телефону с дежурными полицейского управления, он запросил подготовить ему к утру

требуемый материал. Недовольный своей работой, уставший, он поехал домой отдыхать.

Утром, изучая поступивший материал, он с удивлением узнал, что задержанным по ограблению банка

является русский медвежатник Жернов-Постников Остап Харитонович по кличке Лапа. «Теперь мне понятно, кто

мог применить такой неожиданный и дикий способ убийства в общественном месте», — как бы просыпаясь от

спячки, оживился он.

Он вновь позвонил дежурному по полицейскому управлению и попросил подготовить информацию: сколько

было совершено убийств в ближайшие годы таким способом, как была убита Шумахер.

Через двадцать пять минут дежурный сообщил, что подобных убийств с применением ножа в ближайшие два

года не было совершено ни одного, пообещав официальную справку по этой информации направить ему почтой.

«Я так и знал, что будет подобный ответ, — довольно потерев руки, подумал Кройнер. — Из такого вывода

напрашивается один ответ, что преступник прилетел из России. Наши гангстеры застрелили бы жертву, отравили

бы, устроили бы автокатастрофу, взорвали бы дом, но нож метать со стопроцентной убежденностью в конечном

результате — для них слабо. На такое способен только русский, — с некоторой долей сомнения подумал он, — а

может быть, это работа какого-нибудь циркача?» — задал он себе каверзный вопрос.

Подумав над ним, он был вынужден согласиться, что вторая версия тоже имеет право на жизнь, а поэтому

решил затребовать из цирка список лиц оригинального жанра, — метателей колюще-режущих предметов, которые уволены оттуда за какие-либо провинности или способные корысти ради пойти на преступление.

Довольный ходом своих мыслей, он даже позволил себе отвлечься от них и закурил. Выпуская изо рта кольца

дыма, наблюдая, как они таяли в воздухе, Кройнер с сожалением был вынужден констатировать, что всех

русских, проживающих в Нью-Йорке, а их сейчас в городе проживает более четырехсот тысяч, на причастность к

убийству Даны Шумахер невозможно проверить.

«А зачем мне их всех проверять? А не лучше ли наоборот: всех одним махом отрезать от причастности к

преступлению и заняться проверкой русских, которые прибыли из России к нам в ближайший месяц?» —

развивал он свою мысль.

Просматривая список эмигрантов и туристов из России, который лишь за месяц уже состоял из полутора

тысяч человек, Кройнер, схватившись за голову, застонал:

— Разве такую армию мне по силам процедить, да и кто мне позволит ловить лишь на умозаключении, а

поэтому начальство не санкционирует работу с русскими ни мне, ни тем более другим сотрудникам нашей

службы. Чем я могу обосновать шефу свой вывод? Своим чутьем? Неубедительно и несерьезно.

Такие невеселые мысли лишили его полностью первоначального вдохновения. Машинально пробегая список

глазами, его взгляд неожиданно остановился на знакомой фамилии Гончарова-Шмакова Виктора Степановича.

Его память без особого труда подсказала ему имеющуюся информацию на него.

«Я подозревал его в ограблении сейфа миссис Кэрол. Стоп! Гончаров-Шмаков тоже медвежатник, как и

Жернов-Постников. У них даже фамилии у обоих двойные, что у русских бывает очень редко. Жернов-Постников

до ареста жил дома у Лакмана Давида Борисовича, по приглашению которого приехал к нему в гости. С

Лакманом был связан и Гончаров-Шмаков, — замыкая кольцо, подумал Кройнер. — Уж этим русским я

обязательно займусь, и никто мне не помешает», — с вдохновением подумал он, испытывая вновь интерес к

своей работе.

Задействованные Кройнером полицейские, агенты ФБР, в течение четырех часов установили, в каком отеле и

в каком номере остановился в Нью-Йорке Гончаров-Шмаков, когда прибыл в город.

На такую удачу и такой быстрый успех Кройнер даже не рассчитывал.

«Установить за Гончаровым-Шмаковым наблюдение и ждать, когда он попытается убить второго свидетеля

— бесполезная затея, так как одному ему такой план осуществить не по плечу. Поэтому мне нечего тянуть резину

с допросом этого русского, а надо ехать допрашивать его», — решил Кройнер.

Однако, прежде чем покинуть кабинет, Кройнер, подумав, решил: «Кашу маслом не испортишь, а поэтому

если я установлю за Гончаровым-Шмаковым наблюдение, то от этого хуже не будет».

Он позвонил по телефону спецагенту ФБР Виктору Крошту и поручил ему осуществление слежки за

Гончаровым-Шмаковым.

«Один Виктор будет охотиться на другого Виктора. Интересно, кто из них станет победителем?» —

направляясь к своему автомобилю, размышлял он.

Глава 22

Когда Лапу привели через длинные переходы в тюремную камеру и захлопнули за ним металлическую дверь, автоматически сработавший ригель замка которой поставил точку на его свободе, то он почувствовал себя

загнанным зверем, запертым в надежной металлической клетке. У него было звериное желание завыть по-

волчьи, но только присутствие в камере еще одного заключенного и сохранившееся еще какое-то человеческое

воспитание заставили его сдержаться от такого намерения.

Вместе с ним в камере находился по внешности добродушный здоровяк лет сорока, негр. Безразличный к

расовым предрассудкам, да и к личности самого сокамерника, Лапа лег на свою койку и задумался.

«Вот и погостил в хваленой Америке, увидел ее достопримечательности в лице настоящей «академии».

Теперь я, наверное, отсюда уже не выкарабкаюсь, разве только вынесут ногами вперед. Ну, смогу еще протянуть

лет шесть, а меня, по-видимому, ждет пожизненное заключение. Все, дурак старый, перечеркнул себе в жизни за

один присест», — бичевал он себя мысленно. В таком нервозном состоянии Лапа не был расположен к лириче-

ской беседе с кем-либо, тем более с негром, который, подойдя к нему, что-то стал оживленно лопотать, чрезмерно жестикулируя. Безусловно, Лапа не мог его понять, так как не знал английского языка, как негр не знал