Борис Виан - Детектив Франции 2. И смерть уродам

Матерь Божья! Это даже приятнее, чем мороженое с ананасами.

А время летит… как письмо, посланное авиапочтой…

В общем, выходит, что потерей невинности за полгода до намеченного срока я обязан доктору Шутцу. Ему и Сандэй Лав. Эта мысль приходит мне в голову как раз тогда, когда я рассеянно целую Сандэй Лав в то место, которое оказалось в пределах досягаемости моих губ… Отборное, кстати, место, упругое и достаточно округлое, как калифорнийское яблочко, только значительно слаще.

Мои глаза уже заволакивает легкий туман, и я стараюсь понять, происходит ли это из-за полученных по голове ударов или благодаря стараниям моей подруги, которая за те четыре часа, что прошли с момента ее прихода, не убавила ни капли прыти…

— Сандэй… — шепчу…

Она всем телом подается вверх, закрывая мне таким образом рот, и до меня доходит, что ей от меня нужно, — пусть я невежда, но на одиннадцатый раз уже врубаюсь без подсказки. Я так стараюсь не оплошать, что в конце концов у меня сводит челюсть, но даже и эта судорога настолько приятна, что я с удовольствием сохранил бы ее на несколько дней…

К счастью, я уже кое-чему научился, и поэтому ее тело вдруг обессиленно откидывается на подушки, давая мне понять, что девушке необходимы пять минут передышки… девушке — да, но не мне, так как я ощущаю новый прилив сил…

— Сандэй, — торопливо говорю я, — давайте немножко отдохнем, я просто падаю… Сейчас что-нибудь перекусим, а потом продолжим. Знаете, я не спал уже четыре дня…

— Я тоже, — шепчет она, приподнимаясь на локте и приближая свое лицо к моему… — Я так вас хотела, что просто не могла заснуть.

— Но у вас же был Дуглас Трак, — я лицемерно разыгрываю полное неведение. — Ну хоть чтобы скоротать вечерок…

— Я и так скоротала с ним целых два вечера, выслушивая общий план введения в эту его «Эстетику кино», презрительно бросает Сандэй, устраиваясь поудобней между моей рукой и торсом.

— И вам этого хватило?

— Я лично предпочитаю вашу эстетику… — шепчет она, кусая меня в грудь.

Моя левая рука ласкает ее торчащие соски. Внезапно я спохватываюсь и резко сажусь, приподнимая Сандэй вслед за собой. Смотрю на часы. Одиннадцать. Через два часа мне нужно быть там!… Я выпрыгиваю из постели и тут же шарахаюсь головой об пол. Ноги просто не держат… К счастью, слабость быстро проходит. Дело в том, что сейчас я вообще предпочитаю вертикальному положению горизонтальное.

— Рок!… — кричит Сандэй Лав. — Неужели вы собираетесь уйти?!

— Так надо, радость моя.

— Ну вот… — хнычет она, — стоит раз в жизни встретить мужчину, которого не нужно кормить помидорами под красным перцем…

— Это еще вы нарвались на меня, уставшего как собака, — бахвалюсь я. — Вот подождите, когда я буду по-настоящему в форме.

— Роки, мой мальчик… Это невозможно… Чтобы вы когда-нибудь уставали…

— Да, — я сладко потягиваюсь, — не часто… Ладно, вот вернусь, тогда и посмотрим… Но если хотите послушать доброго совета, то лучше подыщите себе на тот день подружку — в подмогу… Поскольку теперь я разобрался, что это за музыка. Мы, пожалуй, немножко ускорим темп…

С огромным трудом мне удается вырваться из объятий моей очаровательной подруги, но стрелки на часах не ведают, что такое любовь, и приходится им подчиниться. Сандэй в чем мать родила остается стоять посреди моей спальни, а я включаю четвертую скорость и вылетаю на улицу в поисках такси. Сначала надо заскочить за моей машиной.

Прекрасно. Вот она, прямо у дверей. В оперативности Энди Зигману не откажешь. Благодаря этому мне удается сэкономить целых четверть часа… и не придется теперь нестись как сумасшедшему.

По дороге я перебираю в памяти последние эпизоды этого приключения и — можете поверить — чувствую себя каким-то опустошенным — все это кажется мне настолько бесцветным…

Даже сегодняшнее утро, проведенное с Сандэй Лав… Боже мой, а ведь не зря я все время откладывал свое, скажем, посвящение… То, чем я сейчас с ней занимался, представляется мне совершенно нормальным, несомненно, приятным и способным освежить и сделать быстротечными ваши утренние часы… но явно недостаточным… Такое впечатление, что теперь у Сандэй Лав не осталось от меня абсолютно никаких секретов… Я напрягаю память, вспоминаю… А существует ли еще что-нибудь, что я с ней не испробовал?

В этом плане мое образование просто достойно сожаления. Мне совершенно необходимо все разузнать. Должны же быть еще какие-то технические тонкости, ускользнувшие от меня с первого раза. А иначе… Я так ей и сказал. Да, надо попробовать с тремя или четырьмя сразу… или найти девицу побольше размером, чтобы было куда руки деть…

Я с большим трудом уворачиваюсь от грузовика, который, кажется, решил, что мне плохо виден его фирменный знак, и начинаю думать об овсяной каше, чтобы хоть как-то сбросить давление в крови. Я терпеть не могу овсяную кашу, а когда мне было одиннадцать лет, мама настолько набивала меня этой гадостью, что приходилось засовывать два пальца в рот, чтобы вернуть хоть ту часть, которая причиталась бедным. Воспоминания не из самых приятных, и я чувствую, что мой пульс вот-вот остановится. Это как раз то, что мне и нужно.

К аэродрому я подъезжаю за десять минут до назначенного часа. Майк и Энди уже на месте, и они знакомят меня с несколькими парнями крепкого телосложения и с одним худеньким темноглазым и умным на вид мужичком. Он меряет меня холодным взглядом, который затем неожиданно смягчается в улыбке.

— Обер Джордж, — представляет его Майк Бокански, — один из лучших местных агентов.

Я пожимаю ему руку. Кажется, вся команда уже в сборе.

— Знаете, Рок, — говорит Энди, — самолет будет готов минимум часа через полтора. Я на вашем месте пошел бы в ресторан чего-нибудь выпить, а потом вздремнул бы чуть-чуть.

— Я не устал, — отвечаю я.

— Ничего другого предложить вам не могу, — продолжает Энди. — Мы с Майком должны торчать тут и следить за приготовлениями, да еще надо закончить первый отчет… А Обер может составить вам компанию.

— А Гарри?

— Мы успели ему позвонить, — отвечает Энди… — Так что ваш приятель будет вовремя. А вы уже выехали. Ваша… гм… секретарша нам так сказала.

— А… да-да, — подхватываю я, — это моя секретарша.

Обер увлекает меня к ресторану, огромные стеклянные окна которого выходят прямо на летное поле.

— Там есть и комнаты отдыха, — сообщает он, — может быть, вы захотите прилечь…

— Никогда не ложусь один, — отвечаю я…

— О, — бормочет Обер, — я уверен, что вы легко себе кого-нибудь найдете… Здесь полно официанток и горничных… Только, понимаете… там на улице в машине моя жена, и я хотел бы с ней попрощаться…