Сергей Трахименок - Игры капризной дамы

— Ловко, тебя обирают, а ты не моги, не геройствуй… Как же, ты для геройства рылом не вышел, не королевских кровей…

Он поднялся и направился к дверям квартиры.

— Пояс я тебе не верну, — сказал он, открыв замок, а вот это возьми, — и он бросил на пол зуб, который нашел во время осмотра склона неделю назад.

— Не ходи под мост, — хрипло произнесла Клео, — может, так обойдется.

— Прощай, принцесса, — сказал он и добавил фразу, которой она всегда провожала его: — Мне было хорошо с тобой.

Федя вышел из подъезда дома, перешел двор и остановился возле ствола огромного пирамидального тополя. Надо было решить, что делать дальше.

Как ни странно, самые невероятные предположения, сделанные им в письме Юнакову, подтвердились… За это можно было не беспокоиться, все, что написано, соответствовало действительности.

Таким образом, если Магда не окажется женщиной с короткой памятью и завтра бросит письмо в почтовый ящик; если почтальон не поленится донести его в прокуратуру; если секретарша прокурора не выбросит письмо в корзину, оценив его как шизофреническое; если Юнаков, замотанный другими уголовными делами, не примет это за бред мужчины, перегревшегося под южным солнцем, а проверит хотя бы несколько указанных фактов; если сам Юнаков не подкармливается теми крутыми ребятами, которые контролируют в городе все; если начальство Юнакова не скажет ему, чтобы он не занимался ерундой; если ему хватит мудрости доказать все то, что изложено в письме, — то Мишка Коломиец будет отмщен, и справедливость, жажду которой из русской души можно извлечь только с самой душой, будет восстановлена… А раз так, то пришло время подумать о себе.

Куда же податься? Налево пойдешь — смерть найдешь, направо — можешь избежать, но так ли это? Конечно, Клео не станет прикрывать его завтра перед крутыми ребятами и, значит, развязка только отдаляется, его подловят на вокзале или в аэропорту…

«Но все равно ты уже сделал свое дело, и справедливость…» — начал было внутренний голос.

А будет ли восстановлена справедливость? Если Юнаков докажет вину Клео и ее партнера, то любой ловкий адвокат убедит суд в том, что на мосту просто столкнулись два мужика, каждый из которых принял другого за грабителя. В результате столкновения одному повезло больше, другому меньше. Тому, кому повезло больше, повезет еще раз. Он получит пару лет условно за то, что не смог адекватно оценить обстановку.

Есть, правда, еще один способ причинить существенное беспокойство принцессиному партнеру… Беспокойство будет иного свойства, если под мостом будет обнаружен труп. Труп не позволит спрятать концы в воду еще раз, и это будет еще одним подтверждением показаний в письме. Но это опасная игра, потому что труп под мостом может оказаться трупом Внучека, а Внучеку этого страсть как не хочется.

Да и будет ли труп? Клео по этому поводу высказалась очень определенно, так стоит ли рисковать?

«Правильно, — опять вмешался внутренний голос, — не надо идти к мосту, мост — это конец. Иди направо, чем дальше ты будешь от такой развязки, тем лучше… Человек, которого могут убить завтра, защищеннее человека, которого могут убить сегодня… Человек, которого убьют завтра, а не сегодня — самый счастливый, потому что наступившее завтра — это сегодня, а смерть переходит в послезавтра и, если передвигать это неприятное событие всего на день вперед, можно существовать сто лет».

Так, разговаривая с самим собой, он приблизился к мосту и ступил на первые ступеньки лестницы.

Сердце его продолжало оглушительно биться, несмотря на то, что поднимался по ступенькам он чрезвычайно медленно, останавливаясь через каждые три-четыре ступеньки, как и должен останавливаться человек, которого опоили транквилизаторами. Такой человек — полная беспомощность, не представляет опасности, и с ним можно делать все, что душе угодно.

Так он прошел две трети пути и добрался до колышков. Здесь ему стало «совсем плохо». Чтобы изобразить это, Федя встал на колени и некоторое время находился в этой позе.

«Если за мной наблюдают, то все это лишний раз подтвердит им мою слабость», — подумал он и снова двинулся вверх, но, сделав два шага, повернулся и, шатаясь, стал спускаться вниз, изображая человека, осознавшего, наконец, что ему не осилить этот подъем.

Не успел он сделать и десятка шагов, как спиной почувствовал за собой какое-то движение. Он оглянулся и едва не выругался. По тропинке по направлению к лестнице спешили двое.

«Идиот, ты даже не предположил, что их может быть несколько» — и ему стало не до спектаклей. Он прибавил скорости, заторопились и преследователи.

Уже спрыгнув с последней ступеньки на землю, Федя посмотрел вверх. Преследователи уже бежали по лестнице: один впереди, другой — на шаг сзади. Вот они преодолели треть лестницы. И тут раздался жуткий сдвоенный крик, от которого все вокруг на мгновение стихло, а потом оживилось: громче залаяли собаки, кое-где в окнах домов зажегся свет… Но всего этого Федя уже не видел и не слышал. Он мчался не разбирая дороги к парку, что был возле «Жемчужины».

Добежав до первых деревьев, он спрятался среди них, отдышался и, сделав большой крюк, вернулся к мосту, но уже сверху. Приблизившись к зарослям кустарника, Федя долго прислушивался к звукам, доносившимся из-под моста, но ничего, кроме стрекотания цикад, не услышал. Он продрался сквозь кустарник, спустился по тропинке к лестнице и, стараясь не глядеть вниз, где должны были лежать тела его преследователей, снял с колышка гитарную струну. Сделав сие, он помчался вверх, чтобы никогда больше не возвращаться на это место.

«Все в порядке, все в норме, — успокаивал его внутренний голос, в одночасье ставший его союзником, — ты действовал в пределах необходимой обороны, ты защищал свою жизнь…»

Перед забором дома Федя обратил внимание, что его правая кисть обмотана струной. Он хотел выбросить ее, но потом передумал.

Не стоит оставлять улику возле дома, где он проживал. Сунув струну в задний карман джинсов, Федя перемахнул через забор, достал ключ из-под крыльца и открыл дверь своей комнатки.

Пес за сеткой гавкнул для порядка несколько раз и замолк. Федя включил свет, посмотрел на часы. Без четверти четыре. Надо было торопиться. Он написал записку Тамаре, в которой говорил, что встретился с земляками и уехал на попутной машине в Краснодар. Бросив записку на кровать, он положил туда же ключ, взял письмо, сумку и вышел во двор.

Одно дело прийти домой ночью, другое — уйти ночью из дома. Это понятно всем и, конечно, псу. Пес за сеткой залился таким бешеным лаем, что, казалось, мгновенно должен был поднять на ноги всех жителей дома. Но на дворе было время, которое не любят часовые всех армий мира. Время сладкого утреннего сна, и никто не отдернул штору, чтобы взглянуть вниз и увидеть Федю, перелезающего через забор с сумкой в руках.