Софи Ханна - Полужизни

Услышав громкий стук, я вздрогнула и от сильного головокружения не сразу разобрала, что у машины стоит Эйден. Вот так штука! За пару секунд я напрочь о нем забыла. Эйден Сид потерял для меня интерес, как и весь мир, который я собралась покинуть. Не буду обращать внимания, пусть себе стучит.

Эйден распахнул дверцу.

– Что с вами? – испуганно спросил он. – У вас такой вид!

– Оставьте меня в покое!

– Вам плохо? Помощь нужна?

Очень хотелось пить. Весь день я ничего не ела и не пила – слишком сильно нервничала – и сейчас представила чашку горячего чая, стакан шипящей колы, да пусть даже выдохшейся... Из глаз потекли слезы. Может человек одновременно мечтать о смерти и о коле?

– Я полная идиотка! – прошептала я.

– Ваши профессиональные качества можно обсудить потом, – сказал Эйден. – Из-за таких, как я, расстраиваться не стоит. Не умею я собеседования проводить. Никогда подчиненных не нанимал, всю жизнь один. Если по-прежнему хотите работать у меня, я вас беру.

– Нет, не хочу. – Я вытерла слезы.

Эйден присел на корточки у раскрытой дверцы.

– Рут, Сол Хансард не обливал вас грязью. Наоборот! Сол лишь сказал, что вы нечаянно обидели его постоянную клиентку, от которой он мечтал избавиться. Если от клиента мечтает избавиться мягкий человек вроде Сола Хансарда... В общем, кошмарные клиенты есть у каждого из нас, спросите любого багетчика. Такие мнутся, жмутся, заставляют решать за них, а потом встают в позу и хают работу. Меня особенно раздражают неврастеники, которые вдруг замечают под стеклом пылинку, требуют снять раму и вычистить стекло. Приходится ставить новую раму, естественно, бесплатно.

Голова моя безвольно поникла, ладони взмокли – я поняла, что теряю сознание. К счастью, Эйден меня поймал.

– Что с вами? – с тревогой спросил он. – Давайте я отвезу вас в больницу!

– Все нормально! – проговорила я скорее для самой себя. – Я просто устала и проголодалась. Сейчас поеду домой и...

– Никуда вы не поедете! В таком состоянии за руль садиться нельзя. Пойдемте со мной!

Поддерживая обеими руками, Эйден помог мне выбраться из машины. От его прикосновений кожа едва ли не воспламенялась. Он повернул меня в нужную сторону, туда, мол, идем туда. Опираясь на его плечо, я добрела до мастерской.

– У вас есть кола? – пробормотала я, даже не пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы, и истерически захохотала. – Как видите, я на собеседованиях держусь не лучше вашего. Вот к чему привела попытка устроиться на работу!

– Я уже сказал, что беру вас.

– А я не хочу!

– Хотите, – тихо возразил Эйден, остановившись у двери мастерской и взглянув на меня. – Вам нужна эта работа, и дело не только в деньгах.

– С чего вы...

– Я лучший в своей профессии, и вам хочется работать в моей мастерской. Кстати, я тоже упрям. Эти туфли, – он показал на свою обувь, – я ждал целых два года. Мне порекомендовали сапожника из Хамблсфорда, великолепного мастера. Я отправился в Хамблсфорд и выяснил, что у него лист ожидания на два года вперед. Пришлось записаться и ждать. Запросто ведь мог купить в магазине готовую дрянь, но я не стал. Я не сомневался, что получу самое лучшее, поэтому и ждал два года. Старые туфли до дыр сносились, а я все ждал. – Явно смущенный, Эйден выдержал паузу и продолжил: – Хансард сказал, что вы прекрасный человек. Багетчик он хреновый, а вот в людях разбирается.

Мой ответ получился самым идиотским и бестолковым из всех возможных:

– Жаль, вашему сапожнику эльфы не помогали.

Эйден пропустил мои слова мимо ушей. Неужели в детстве не читал сказку «Эльфы и сапожник»?

– Что вы говорили, прежде чем уйти? Ну, об искусстве?

– Ничего особенного.

– «Нет ничего прекраснее...»

– Вы будете смеяться.

– Раз начали, говорите до конца! – нетерпеливо потребовал Эйден. – Ну?

– Я... просто одержима искусством, – густо краснея, призналась я. – Поэтому и устроилась работать к Солу.

– Вы художница? – Эйден прищурился.

– Нет, вовсе нет, художницы из меня бы не вышло.

– Вот и славно, – кивнул Эйден, – потому что мне нужен багетчик.

Он провел меня по захламленной мастерской в еще более захламленную жилую комнату – незаправленная постель, горы одежды, книг, дисков, немытой посуды... Я с трудом выключила внутренний голос, отметивший, что такой бардак простителен двадцатилетнему парню, а сорокалетнему мужчине – нет. Подобные мысли очень в духе моего отца, с которым мне не хотелось иметь ничего общего.

В комнате пахло фруктовым мылом или гелем для душа. Я поискала глазами раковину, но не увидела. Где же санузел? С другой стороны мастерской? Я уже собралась спросить, когда обратила внимание на стены и удивилась, что не сразу заметила главную «изюминку» комнаты. Три из четырех стен были завешаны не иначе как творениями самого Эйдена – рамами, как экстравагантными (одну венчала резная корона), так и простыми, деревянными и пластиковыми, темными и светлыми, с плоским и выпуклым багетом.

Необычным казалось и то, что все рамы были пустые.

Эйден присел перед маленьким холодильником.

– Хотите бутерброд с сыром? Боюсь, ничего другого... Хотя еще апельсиновый сок есть! – воскликнул он с искренним удивлением.

Эйден встал и перехватил мой восторженный взгляд.

– Говорю же, я самый лучший! – Он подошел ближе и стал показывать: – Вот эта, с рифлением по углам, в стиле Палладио, сделана в стиле греческого храма, а эта – совсем другая. Видите овы?{Орнамент, имеющий вид птичьих яиц, помещенных одно возле другого и образующих горизонтальную полосу.}

– Почему они пустые? Почему вы ничего в них не вставили?

– Это коллекционные рамы. И они не пустые – в них черный картон. Это как неоконченная фраза, художник хочет, чтобы вы задумались. – Он расхохотался. – Я вас разыгрываю! Это просто черный картон!

Не люблю, когда меня разыгрывают. Эйден вдоволь похохотал, но почему рамы пустуют, не объяснил. Если честно, меня это мало волновало. Все мысли были о бутерброде с сыром и апельсиновом соке. От голода ни о чем другом я думать не могла, а еще я боялась, что у меня пахнет изо рта. Неужели я даже зубы не почистила? Впрочем, если перекушу, можно будет не беспокоиться.

В маленькой квартирке Эйдена я вдруг остро почувствовала, как опустилась за последние два месяца. Почему так получилось? Что со мной? Почему я такая слабая?

– О чем вы думаете? – спросил Эйден, отрезая сыр заляпанным краской макетным ножом.

– Ни о чем!

– О чем-то же думаете.

Раз Эйден не ответил на мой вопрос о рамах, я тоже отвечать не обязана, и он прекрасно это понимал.

Эйден сделал мне бутерброд, налил сок, и я, сев по-турецки на пол, принялась за еду. Все было потрясающе вкусно.

– Хотите еще? – предложил Эйден, глядя, как я с волчьим аппетитом вгрызаюсь в бутерброд.