Николас Блинкоу - Белые мыши

Непонятно, почему Осано задал мне этот вопрос так поздно: в машине, по пути на Центральный вокзал. Услышав мой ответ, он смеется и предлагает мне выбрать самому; если я хочу выйти в платье, — пожалуйста. Сидящая сзади нас Кэти говорит, что может его немного ушить, а примерку мы устроим в поезде.

Когда мы входим в огромный главный зал вокзала, времени уже за девять. Весь день мы с Биби обменивались записками, поговорить нам так и не удалось. Я надеюсь встретиться с нею там, где мы договорились: у выхода на платформу. Однако единственный, кого я там вижу, это Фрэд, ожидающий нас с билетами, — от своего он, как известно, отказался. Фрэд машет нам рукой. Сообщает, что коллекцию уже грузят в поезд.

Осано грубо осведомляется:

— А ты почему не там? Хочешь, чтобы и эту коллекцию сперли?

Полная чушь. Оба мы знаем, что чем дальше Фрэд от коллекции, тем в большей она безопасности. Осано явно нарывается на ссору, а повод для нее ему безразличен.

— Иди, проследи за всем.

— Ладно, — отзывается Фрэд. — Я там поставил своих людей, но если ты так нервничаешь, будь по-твоему. Мне только нужно переговорить с тобой — всего два слова.

Ничто в поведении Фрэда не предвещает опасности. И Осано ее явно не видит, он неторопливо отходит с Фрэдом к стене зала. Возможно, я сверхчувствителен, но я чую — Осано дождался неприятностей. В голосе Фрэда присутствует некая деланная нотка, этакое синтетическое волокно. Я и последовал бы за ними, но у меня остается совсем мало времени на то, чтобы забрать из камеры хранения паспорт. Да и что я, собственно, смогу сделать, если Фрэд перейдет к угрозам.

Я успеваю пройти всего половину зала, когда начинает звонить сотовый телефон. На ходу откидываю крышку, затыкаю пальцем ухо, чтобы приглушить гул вокзала и доносящуюся из громкоговорителей тарабарщину объявлений.

Это Биби, отчаянно повторяющая мое имя.

— Да, Биби. Где ты?

— В отеле.

— Поезд же вот-вот отойдет.

— Я знаю. — В первый миг голос у нее был встревоженный, теперь в нем слышится негодование. — Фрэд велел мне ждать здесь.

— Зачем?

— Вот ты мне и скажи.

— Оставайся там, Биби. Я выясню, что произошло.

— Да что теперь толку?

Я встряхиваю головой. И сам не знаю. А потому разворачиваюсь и бегу к выходу на платформу. Не могу понять, что пошло не так. Или Биби неправильно поняла Фрэда?

— Ты просто подожди. Я мигом.

Единственное, что мне остается, — попросить Фрэда как-то выправить положение. Что еще я могу сделать? Другого поезда сегодня не будет, но, может, мы с Биби сумеем улететь самолетом? Отключаю телефон и на бегу осматриваю вокзал. Вскоре я уже стою в центре зала, верчусь, вглядываясь в коридоры, в марши ведущих наверх лестниц. У выхода на платформу никого. Возможно, все уже сели в парижский поезд.

И тут я замечаю спорящих у журнального киоска Осано и Фрэда. Бегом устремляясь к ним, я вижу сначала улыбку Фрэда, а потом уже пот на лице Осано.

А подбежав достаточно близко, слышу, как Фрэд рычит:

— И когда же ты собирался рассказать мне о твоих спонсорах?

— Ты все не так понял. Переговоры были неофициальные. — Осано пытается умаслить Фрэда, но он испуган, это видно. И не поверишь, что всего минуту назад он придирался к Фрэду и издевался над ним.

— Настолько неофициальные, чтобы не подпускать к ним твоего финансового директора? — Судя по лицу Фрэда, он собой доволен. Ему удалось напугать Осано до колик, не тронув его и пальцем. — А насчет моих десяти процентов акций у тебя какие-нибудь соображения имеются?

— Конечно. Их у тебя выкупят, по хорошей цене. То есть подробностей я не знаю, но цена их много выше рыночной.

— Какой, на хрен, рынок, Осано? Ты еле-еле начинаешь выкарабкиваться, и только благодаря мне. Единственное, чем ты располагал, это твоя марка. Плюс куча долгов, в которых ты и сейчас сидишь по уши.

— Перестань. — Осано становится страшно. Фрэд зашел слишком далеко. Теперь ему остается либо отступить, либо усилить нажим. — Успокойся, Фрэд.

Я едва ли не слышу, как Осано, не отводя глаз от Фрэда, считает секунды. Я замер в нескольких футах от них, жду, когда Фрэд заедет Осано по глупой роже.

Но Фрэд переводит взгляд с Осано на меня.

— Ты знал об этом?

— Знал. — О том, чтобы соврать, нечего и думать. И, продолжая говорить, я сам сознаю, насколько шаткими выглядят мои оправдания. — Понимаешь, дело же не в том, кто знал, кто не знал, просто он старался увеличить вес нашей марки, а от этого все бы мы только выиграли.

— Если бы не необходимость посадить тебя в поезд… — Фрэд замолкает. Не исключено, что он угрожает Осано смертью. Из вокзальных громкоговорителей льется высокий женский голос. Фрэд использует эту помеху, чтобы нагнать на Осано побольше страху, потом продолжает: —…я нашел бы время все с тобой обсудить. Очень надеюсь, что мы займемся этим завтра: датами, цифрами, всем.

— Разумеется. — Ноги Осано, пытающиеся отыскать опору, достаточно надежную, чтобы он смог повернуться и удрать на платформу, скользят по плиткам пола.

— А ты куда намылился, Джейми? — спрашивает Фрэд. — Тебя уже ждут.

Моего итальянского хватает на то, чтобы понять — по радио объявили о посадке на парижский поезд.

— Я не поеду. Биби все еще в отеле.

Фрэд качает головой.

— Это она не поедет. Билет понадобился Луизе. Ты с ней в одном купе.

Он берет меня под локоть и ведет к платформе. Я чуть ли не парю над мраморным полом. И, достигнув выхода, вижу в нескольких шагах впереди Луизу. На ней куртка «Макс Мара», до нынешнего вечера у нее такой не было. На платформе стоит свой особенный запах — гудрон, пары дизельного топлива. Но даже на этом фоне я ощущаю шлейф, оставляемый в воздухе духами Луизы. Это одна из популярных марок восьмидесятых, возможно, «Пуазон». Если так, она надушилась совсем недавно: я различаю плавающие в густом мускусном аромате оттенки корицы, кориандра, цветов мелиантуса.

Луиза машет мне рукой:

— Поторопись, Джейми.

Луиза сидит рядом со мной, уложив ладони на белую скатерть, пальцы у нее все в кольцах. Осано сидит напротив. Мы в вагоне-ресторане, настольная лампа заключает всех троих в колдовской кокон красно-оранжевого цвета. За окном, надо полагать, проносятся Альпы. Где-то невдалеке должна скользить темная стена леса, но никаких очертаний я различить не могу. Окно лишь возвращает мне наши отражения. Довольно жмурящегося Осано, меня — тощего и то одурманенного, то напрягшегося, Луизу — гипнотическую, непроницаемую. Всякий раз, как официант наполняет ее бокал шампанским, она слегка откидывается назад. Блузка ее застегнута наполовину, и при этом движении обнажается глубокая ложбинка между грудей и усыпанная веснушками белая кожа. Не знаю, откуда они взялись, солнца давно уже не было.