Юрий Михайлик - При странных обстоятельствах

— Маша у нас и красавица и умница. — Игорь этими словами тетку призывал к порядку, стыдил — сколько ж можно поминать, давно все переменилось, пора бы уже привыкнуть.

— Что ты тут несешь! — сердито сказал Сергей Палыч, появляясь на веранде с полотенцем. Он вытирал крупное жирноватое лицо, блестящее капельками воды. — Что тебе от девки надо? Учится хорошо, спокойная А молодость свое право знает — надо ей и погулять.

— Вот она тебе нагуляет, — в сердцах отрезала тетя Агата.

Дядя Сережа на эти слова только рукой махнул — что, мол, с глупой бабой спорить, — Маришу за плечи обнял нежно. Игорь, глядя на это, подумал: а ведь есть у него кто то на стороне, непременно есть. С такими ухватками…

Марина лицом потемнела — намек зря не прошел. На втором году замужества потеряла она ребенка — выкидыш. Полгода черная ходила, больше молчала. С тех пор как-то все не получалось у них, хоть Марина ребенка хотела. Игорь и без ребенка неплохо жил, но не возражал, конечно, был бы и у них малыш.

Застучали шаги по асфальту, и уже по звуку их — тяжкому, основательному — стало ясно, что Митя идет. Митя и сам под сто кило, а тут еще подарочек нашел — морда от натуги покраснела. Принес сестричке орла деревянного — крылья по полметра. Привык там у себя на соревнованиях призы такие получать. Видел этих птичек Игорь в “Сувенирах” — восемьдесят рублей штука, настоящий орел дешевле будет. И что с Митькой делать? Дурак дураком.

Митька до армии жил в селе у родичей дальних, а служить попал тоже с черту на кулички, в батальон аэродромного обслуживания — только самолетом можно долететь. И вернулся из армии такой же темный, деревенский, всего и толку, что стал кандидатом в мастера. Борец. На соревнования ездил по разным городам, но сколько Марина его ни расспрашивала — ничего рассказать не мог: только как где кормили. Из Приморска Марина его уже не отпустила. Полтора месяца так и жил у Марины с Игорем, на раскладушке спал. Два раза рвался брезент. Потом, когда Игорь его в бригаду устроил, дали ему место в общежитии, понемногу вошло в колею, пригодился и Митька, даже хорошо, что глупый. Хотя и надоело до чертиков учить его — простые вещи объяснять. Пока обтешется, сколько еще времени пройдет. Вот уселся, сигареты американские вытащил из кармана — это уж совсем для форса, он же не курит, спортсмен, — а вот закурил, спичку прямо на пол бросил. Марина увидела, пепельницу подала и не удержалась, сказала тихо:

— Аккуратнее… Не в родном колхозе!

Митька, когда обижался становился совсем пацаном, — губы надул, глаза выкатил — сильно он на “колхоз” реагировал. Игорь уж собрался его успокаивать, но тут явились Степа с распрекрасной своей, даже Митька про обиду забыл — такое зрелище. Валька накрасилась по самое некуда, а жарища — все на ней потекло. Картина, как в “Крокодиле”. Она еще затянулась, все хочет талию себе придумать, но талии там никогда нигде не было, а краска плывет аж до шеи. Степа в костюме с галстуком. Как он в пиджаке сюда доехал-дотерпел — понять невозможно. Но зато чин чинарем. И патлы слиплись — вспотел. Принесли пакет здоровенный — не то полотенца, не то простыни, Марина и разворачивать не стала, унесла в комнату, вернулась тут же.

Зато сразу за ними пришли Аркадий с Аллочкой — и тут уж все по форме, совсем другие люди. Аркадий в легких брючках, в рубашечке светло серой с коротким рукавом, все в тон, а Аллочка — вообще Париж. Платье на тесемочках лиловое, вся спина открытая. На туфельках одна перепонка, ножки точеные. Ничего гляделась Аллочка, ничего.

Волей-неволей сравнивал Игорь: Марина хоть и хороша, но все-таки она женщина, видно, что все продумано. А Аллочка — игрушечка, нежная как ребенок, вроде хлеба никогда и не ела, одним шоколадом питалась, вроде ей все бог подал, ничего ей эта красота не стоит — легкая, балованная. И подарочек свой вручила, щебеча: без значения. Набор “Лориган Коти” — два флакона и еще какая то штучка, и пудреница. Аркадию на всю зарплату. Интересно, подумал Игорь, знает она, откуда ее Аркаша деньги берет? Наверное, и знать не хочет. В прошлом году она в круизе вокруг Европы была. Тогда Игорь с Аркадием только-только сходиться начали, вот он по глупости и булькнул: а не боязно отпускать жену? Теплоход Европа свобода нравов?

Аркадий посмотрел на него тогда как на дурака набитого.

И объяснил со значением, как маленькому:

— Если женщина захочет, всегда себе найдет. И без Европы.

Игорю в первую минуту даже показалось, что Аркадий знает что-то, на Марину, что ли намекает? Потом только понял — ни на что он не намекал, просто увидел по вопросу, что Игорь из другого круга, не свой человек, без понятия. И дал это ощутить ответом своим. Разговор Игорь запомнил и чувство презрительного превосходства Аркадию не простил. И на Аллочку сейчас смотрел не просто так, была мыслишка…

Ровно в половине пятого сели за стол, хоть Игорь и говорил, что надо бы Машку подождать, но тут уж тетя Агата уперлась, и Сергей Палыч ее поддержал: опоздала — пеняй на себя.

Разместились просторно, и веранда позволяла, и жара не так чувствовалась, дача она и есть дача, другой воздух, морем пахнет, даже ветерок какой то чувствуется.

Сергей Палыч по-хозяйски свернул голову бутылке с коньяком, налил до кого дотянулся, на другом конце стола Степа орудовал, и встал дядя Сережа, толстенькими пальчиками обхватил изящную ножку хрустальной рюмочки, сказал негромко, но внушительно:

— Дорогие товарищи! — Хорошо это у него получилось — и тепло и торжественно, он сам это почувствовал — и повторил: — Дорогие товарищи! Первый тост разрешите мне как старшему, как ближайшему родственнику, — тут он Игорю подмигнул — ты муж, а мы все таки родня! — поднять за нашу племянницу за Маришу, Марину, Марину Петровну. И хоть дата у нее сегодня кругленькая, не будем ее годы считать, тем более что и считать пока особенно нечего. Но посмотрите на ее судьбу. С малых лет наша Мариша осталась без отца, без матери, с маленьким братишкой на руках. Конечно, люди помогли. И родня, само собой. Но все же трудно было. И многие в ее положении не смогли бы подняться над обстоятельствами…

Сергей Палыч произносил тост гладко и серьезно, словно доклад читал и все слушали, понимая, что это необходимые слова, важные и для говорящего, и для самой именинницы.

— А теперь посмотрите на нее. — Сергей Палыч обвел стол приглашающим жестом. — Красавица, умница, уважаемый человек и в коллективе, и в обществе счастливая жена, прекрасный работник, старшая медсестра. И в доме у нее все в порядке, все, как говорится в народе, путем. И дай бог, чтоб дальше не хуже хоть мы и атеисты. — Дядя Сережа перевел дух и заключил: — А мы насколько хватит наших скромных сил, всегда поможем. За тебя, Мариша, за ваше счастье!