Алекс Ровира - Последний ответ

— Древние греки, большие мудрецы, обратили внимание, что любовь — это не единое понятие. Она сочетает в себе три великих чувства. Первое — это Эрос, область желания. Благодаря Эросу мы все находимся здесь, поскольку желание заставляет людские тела соединяться. В поисках эгоистичного наслаждения мы создаем новую жизнь. Вторая область — это Филиа, дружба, основанная на общности. Любящий хочет не получать, а разделять. В дружбе мы дарим и получаем самое лучшее. Но самая возвышенная форма любви называется Агапе. Это чистое чувство. Оно побуждает нас отдавать все, не ожидая в ответ ничего, жертвовать, терпеть и прощать, призывает к состраданию и миру, объединяет в себе все. В отличие от Эроса Агапе — любовь не физическая, а духовная.

После этой речи мы невольно замолчали, уверенные в том, что будем помнить эти слова еще долго, когда покинем пещеру.

Я решился продолжить разговор:

— Так, значит, Агапе — это универсальный греческий символ. Вот что обозначает буква а в последней формуле Эйнштейна!

— Да, мы можем говорить об Агапе, или о любви, которая не ставит условий. Быть может, теперь вам станет понятен смысл буквы а. Создавая свою первую формулу энергии, мой дед после знака массы поставил с² , то есть скорость света в квадрате, тем самым желая выразить число, почти столь же громадное, как и наше представление о бесконечности. Немного упрощая, скажу так: он хотел показать, что любая масса способна преобразоваться в почти безграничную энергию. Вот отчего говорится, что с помощью одной лишь сливы, если ее масса полностью преобразуется в энергию, можно воспламенить целый город.

В этот момент заговорила Сара:

— Так, значит, последняя формула Эйнштейна говорит нам, что любовь, если она бесконечна, преобразуется в мощнейшую энергию Вселенной. Или еще проще: любви доступно все.

Снова воцарилась торжественная тишина. Быть может, мы и не разрешили все мировые проблемы, однако различили свет в конце туннеля.

Все-таки эта идея была слишком размытой, чтобы стать научной гипотезой.

Поэтому я постарался смотреть на вещи как можно более трезво и спросил:

— Это и есть «последний ответ» Эйнштейна?

— Не совсем так, — возразила Милева. — Скажем, это одна из интерпретаций последней формулы, оставленной нам моим дедом. Не хватает трех листов ее истолкования, которые он написал перед самой смертью.

— Где этот документ? — не удержался я.

Единственный свет в пещере исходил от тлеющих угольков, однако глаза каменной женщины сами пламенели от возбуждения.

— К сожалению, рукопись так и не была обнаружена.

Я посмотрел на часы: два часа ночи. Я взглянул на старуху и заметил, что ее веки избороздили глубокие морщины.

Она озвучила свое решение:

— Мы можем встретиться следующей ночью. Потом вы должны покинуть этот уголок света. Таков договор.

Мы поднялись из-за стола-камня, немного озадаченные такой переменой тона.

Каменная женщина заметила наше удивление и пояснила:

— Мне очень приятно ваше общество, однако ситуация меняется к худшему. Никто не знает, где искать «последний ответ», но люди, желающие украсть его, уже шныряют вокруг Тринити. Через пару дней они доберутся сюда. Так что будьте начеку.

Мы только что прикоснулись к «последнему ответу», хотя нам открылась только формула, объяснения которой мы не нашли, поэтому наше возвращение в Каррисосо имело кисло-сладкий привкус.

Через сутки нам придется покинуть Нью-Мексико, так и не добравшись до цели. Мы приблизились к ответу, подошли к его краю, даже начали что-то понимать, однако оставалось узнать, какой смысл и какое применение предлагал Эйнштейн для своей новой формулы.

Пока Сара приводила себя в порядок в ванной нашего омерзительного обиталища, я подумал, что с «последним ответом» происходило то же самое, что и с нашими отношениями. Мы сблизились, понимали друг друга, обнимались. Было даже несколько поцелуев, но все же мы так и не перешли последнюю грань.

Наши поиски подходили к концу, и у меня было мало надежды на то, что ситуация внезапно переменится. «Последний ответ» все еще не появлялся, моя любовь к Саре росла, так что ждать было уже невыносимо. Мне почти что хотелось, чтобы при последней встрече Сара подтвердила безнадежность наших поисков и мы разъехались бы по домам.

Когда подошла моя очередь отправляться в ванную, я увидел в зеркале свое небритое лицо и испугался. Я превратился в одного из тех иностранцев, что без дела шатаются по Соединенным Штатам в поисках жалких обрывков американской мечты.

Стоя под душем, я подвел баланс оставшимся средствам. Из двадцати пяти тысяч долларов, полученных от Принстонского квантового института, оставалось всего одиннадцать. Либо мы доберемся до своей цели, либо нам придется выбрасывать белый флаг.

Последняя встреча с каменной женщиной была подернута дымкой печали. Милева казалась сильно постаревшей, как будто известие о преследователях лишило ее покоя.

Именно этого обстоятельства касался мой первый вопрос, которым я задавался вот уже два дня:

— В твою пещеру не проведен телефонный кабель, нет даже электричества. Каким же образом до тебя доходят новости о внешнем мире?

Внучка Эйнштейна улыбнулась в первый раз за эту ночь и подошла к полке с кухонной утварью. Она вернулась к нам с мобильным телефоном и чем-то вроде динамомашины, подсоединила зарядное устройство к этому аппарату и начала крутить ручку. На экранчике возник сигнал: телефон заряжается.

— Это примитивнейший способ добывания энергии, но он работает, — объяснила старушка. — Когда закончатся запасы нефти и не хватит мощности солнечных батарей, такие аппараты, очень возможно, переживут свой новый золотой век.

Упоминание об энергии заставило меня вспомнить о трех листках, на которых Эйнштейн объяснял свою формулу Е = ас².

Ночь выдалась на редкость жаркой, поэтому мы с Сарой уселись напротив Милевы возле входа в пещеру. Белые волосы жительницы пустыни сияли в лунном свете.

По небесному своду пронеслась яркая падающая звезда.

Пыль на небе улеглась, и я спросил Милеву:

— Когда был утрачен «последний ответ» вашего деда?

Она печально посмотрела на меня и ответила:

— Нельзя сказать, что эти три листка были утрачены. По неизвестной нам причине дедушка распорядился отправить их моей матери в запаянном алюминиевом цилиндре. Отец и дочь никогда не знали друг друга, вот почему она не приняла посылку и сказала почтальону, чтобы он отправил тубус по обратному адресу.