Артур Апфилд - Из собрания детективов «Радуги». Том 1.

— Убийцы! — воскликнул Уоллес. — Так их было двое?!

— Двое, мистер Уоллес. С одним, Патриком О'Грейди, они уже расквитались. Теперь будут охотиться за другим.

— Но послушайте, инспектор, мы знаем черных и их обычаи, однако нельзя же всерьез верить, что пятна жира на камнях могут указать убийцу, — запротестовала Кимберли.

— Как лицо официальное, мисс Кимберли, я обязан поддержать ваше мнение о правосудии дикарей. Я лишь рассказал вкратце, что произошло с телом Джеки Масгрейва и вашим старшим скотником. Однако факт остается фактом: дикари убеждены, что О'Грейди и тот, второй, виновны в смерти их сородича. Вашего старшего скотника они убили не из охотничьего азарта. И то, что О'Грейди пытался бежать, говорит о нечистой совести, не так ли?

— Вы правы. Я, пожалуй, оставлю всех наших аборигенов на ночь в доме, так будет лучше.

— Ну а мне пора возвращаться, — сказал Уоллес.

— Через полчаса стемнеет, — заметил Бони. — Вы на чем приехали?

— На пикапе. За меня не беспокойтесь.

— Может быть, все-таки останетесь до утра?

— Правда, Джек, — присоединилась Ким, — тебе лучше остаться.

Уоллес стоял сжав губы, но в его серых глазах сквозила нерешительность.

— Нет, мне надо домой, — упорствовал он, точно хотел убедить самого себя. — Старики волноваться будут, если не вернусь к ночи. Не тревожься, Ким, инспектор не даст тебя в обиду.

Уоллес направился к двери, оглянулся, пожал плечами, встретившись глазами с Ким, и вышел из комнаты. Ким и Бони услышали, как загудел мотор, и сидели молча, прислушиваясь, пока шум его не стих вдали. За окнами наступала ночь.

— Дурак, — бросила Кимберли. — Поехал к Загонам Девятой Мили, а ведь дикари как раз между нами и Загонами, так вы сказали?

— Да, двумя отрядами, — подтвердил Бони. — Теперь надо позаботиться о нашей безопасности. Я предлагаю, чтобы женщины и дети укрылись в доме, а мужчины заперлись на кухне. Там крепкие ставни на окнах. Они закрываются?

— Наверное. Их не трогали много лет. Ни разу на моей памяти. Нужды не было.

Выйдя из дома в крытый переход, соединяющий его с кухней, Кимберли хлопнула в ладоши. Из кухни высыпали аборигены и устремились к ним, но Кимберли крикнула что-то на их языке. Ее сразу поняли. Мужчины и женщины загалдели, возбужденно переговариваясь. Потом женщины — старухи, толстухи служанки, стройные девушки — пошли к дому, и с ними подростки и дети мал мала меньше. Кимберли провела всех в дом, куда раньше допускались лишь немногие избранные, помогавшие по хозяйству.

Бони подошел к мужчинам, сгрудившимся возле кухни. Теперь там осталось тридцать семь взрослых аборигенов и восемь юношей, уже прошедших обряд посвящения в мужчины. Инспектор впустил их на кухню и приказал закрыть ставни на двух больших окнах.

Мужчины помоложе понимали по-английски. Бони выбрал одного из них, с приметным шрамом на лице, говорившим о том, что он прошел обряд полного посвящения.

— Как тебя зовут? — приветливо спросил инспектор.

— Блинкер.

— Пойдешь со мной, Блинкер, и отвяжешь всех собак. Не бойся, пока я рядом, с тобой ничего не случится.

Бони вытащил пистолет, и Блинкер сразу успокоился. В сгущающихся сумерках они вместе сходили к ручью и отвязали несколько запаршивевших псов, принадлежавших аборигенам, а потом вернулись во двор фермы и выпустили из будок квинслендских овчарок. Обрадовавшись свободе, собаки стали носиться по двору, затеяв общую драку. Теперь можно было не опасаться внезапного нападения: собаки почуют чужих издалека.

Было, однако, маловероятно, чтобы дикари отважились напасть на ферму: даже те, что жили в глубине большой южной пустыни, научились уважать внушительную машину белого закона.

Войдя на кухню, Бони окинул взглядом собравшихся там аборигенов. Он улыбнулся им широко и открыто, пытаясь преодолеть естественную сдержанность этих не испорченных цивилизацией людей.

— Почему вы так испугались, ребята? — спросил инспектор. — Ведь не вы убили Джеки Масгрейва?

— Не мы, правда, мистер, — ответил Блинкер.

— А кто, знаете?

Бони пристально посмотрел им в глаза, точно хотел заглянуть в самые их души. Никто не отвел взгляда, не поежился, не засмеялся, чтобы скрыть смущение. Среди них был старик колдун с проткнутым иглой языком. На вид ему было лет сто — на самом деле, наверное, едва перевалило за шестьдесят. Бони снова улыбнулся аборигенам и тронул Блинкера локтем, делая ему знак выйти с ним на улицу. Там он сел на скамейку, прислонившись спиной к стене кухни, и пригласил скотника сесть рядом.

— Почему ты не пошел со скотом в Уиндем, Блинкер?

— Я дошел со стадом до Четвертой стоянки, а там нас догнали Джаспер со Стеном, Фрайпеном и стариком Стаггером и сменили нас.

— Вот как, — пробормотал Бони и нарочно молчал целую минуту, прежде чем задать следующий вопрос: — А что, старший скотник не был с вами на Четвертой стоянке?

— Нет, он куда-то уехал с Джаспером, когда мы отправились с Девятой Мили.

— И не приехал с Джаспером на Четвертую стоянку?

— Нет, ему надо было задержаться дома.

— М-да. А в этот раз он сразу же уехал, как мне передали. И даже не сказал — куда. Сколько было времени, когда Джаспер, Фрайпен, Стен и Стаггер сменили вас?

— Часов семь. Стадо уже снялось с ночной стоянки, это я точно помню. Я ехал сбоку.

— А кто приказал тебе вернуться домой? Джаспер?

— Нет, Эзра. Джаспер на другое крыло поехал.

Бони снова выждал минуту.

— Ну, а тебе-то только лучше, верно, Блинкер? Дома отдыхаешь. Ты говорил с Джаспером и остальными в то утро, когда они вас сменили?

Блинкер тихо засмеялся.

— Нет, не говорил. Эзра сказал: езжайте домой, мы и поехали.

— Спорить, значит, не стали, — усмехнулся Бони. — Ты уверен, что видел в то утро Джаспера, а не Сайласа?

На этот раз Блинкер расхохотался от души.

— Еще бы, — сказал он. — У Сайласа нет такой черной бороды, как у Джаспера.

— Ладно, Блинкер. Иди скажи колдуну, что я хочу его видеть.

Ни из дома, ни из кухни не просачивалось ни лучика света. Кимберли Брин вышла на веранду и села на стул, который подставил ей Бони. Собаки молчали. По крайней мере две сидели где-то поблизости — слышно было, как они вычесывают своих неистребимых блох. Вдалеке замычала корова, ей ответил еще более далекий рев быка.

— Я разместила женщин и детей в двух комнатах, — сообщила Кимберли и сделала паузу, словно ожидая, что скажет Бони. — А кладовую и общую комнату заперла.

— Разумная предосторожность, памятуя о божественном торте, который вы держите в шляпной коробке под диваном, — заметил Бони. — Сомневаюсь, чтобы нашлось много горожанок, умеющих испечь такой торт, каким вы угостили на днях нас с констеблем Ирвином.