Анатолий Безуглов - Хищники

Уж больно ей хотелось проверить то, что пришло в голову.

«Э-ей! Э-ей! Ей! Ей!» – полетело по лесу. И отзвук голоса еще долго плутал по распадку.

Переждав, пока успокоится в распадке эхо, Дагурова зашагала дальше. «Черт возьми, неужели виновато эхо?» – в каком-то возбуждении думала она. Неожиданно она вышла на поляну. Недалеко впереди опять зашумела речка. Ольга Арчиловна уже знала, что называется она Апрельковая.

А вот и место, где убит Авдонин. Дагурова захотела испробовать, как звучит эхо тут. Открыла было рот и вдруг увидела женскую фигурку в черном.

Это была девушка. Высокая, стройная, как стебелек. Длинное черное платье почти до земли подчеркивало ее хрупкость и изящество. А то, что следователь приняла за платок, оказалось длинными прямыми черными волосами, спускающимися ниже плеч. Девушка стояла, прижавшись к стволу молоденькой липы. И смотрела туда, где лежали сучья, составляющие контур убитого.

Следователю показалось, что девушка плачет. Она остановилась: всегда неловко вторгаться в человеческое горе. Но, прислушавшись, Ольга Арчиловна различила отдельные слова. Вернее, стихи. Грустные, трагические, звучащие как молитва.

Под ногой следователя хрустнула сухая ветка. Девушка посмотрела в ее сторону. Их глаза встретились.

– Вы… Вы Марина?– сказала Ольга Арчиловна. Она почему-то была уверена, что перед ней дочь Гая.

– Марина,– кивнула девушка, не то протягивая, не то просто поднимая руку в неожиданном и каком-то царственном жесте.

Дагурова невольно сделала несколько шагов и пожала протянутую руку.

– Ольга Арчиловна… Следователь…

Чижик… Боже мой, кто мог придумать ей такое прозвище? Перед Дагуровой стояла молодая гордая испанка, величественная в своем траурном наряде. Неприступная юная донна!

– Скажите, зачем ружья? Зачем смерть, кровь? – печально произнесла девушка.

Ольга Арчиловна растерялась. Что она могла сказать этой девочке? Что жизнь состоит из смертей и рождений? Во всяком случае, вот здесь, среди обыкновенных деревьев и простого, по-детски непосредственного горя.

«Да, прав был Федор Лукич,– подумала Ольга Арчиловна.– Марина потрясена случившимся. И кажется, очень впечатлительна… Какой уж допрос в таком состоянии…»

Дагуровой почему-то захотелось непременно увести девушку домой. Подальше от этого места.

– Мариночка,– осторожно сказала она, так и не ответив на заданный вопрос,– проводите меня в Турунгайш… Пожалуйста.

– Хорошо,– покорно сказала девушка.

Они шли молча. Хоть это и тяготило Дагурову, но молчание казалось более естественным и человечным, нежели любые утешения. Дочь Гая шла по тайге легко, грациозно. Словно газель, рожденная среди природы.

– Вы москвичка? – спросила вдруг Марина.

– Нет, родилась в Ленинграде.– Ольга Арчиловна была рада, что можно поговорить на отвлекающую тему.

– В Ленинграде красиво… Но я больше люблю Москву,– призналась девушка и виновато посмотрела на свою спутницу.– А он потомственный москвич,– сказала Марина, делая акцент на слове «он». Имея, конечно, в виду Авдонина.

– Эдгар Евгеньевич был хороший человек? – не удержалась Дагурова.

Марина восприняла вопрос совершенно спокойно.

– Я не задумывалась… С ним очень и очень интересно.– Она посмотрела на верхушки деревьев и произнесла, как будто размышляя вслух.– Если хочется видеться с человеком, если мысли его волнуют… Тогда хороший, наверное. Для тебя. И для других…– Она замолчала.

«Для других… Не Осетрова ли она имеет в виду?»– подумала следователь. Ее так и подмывало спросить, как Марина относится к Нилу. Однако не стала. Раз обещала отцу, надо держаться. Но Чижик, словно разгадав ее мысли, сказала:

– Нил тоже интересный. По-своему… И странный. Как все мальчишки… Для них красота – это обязательно иметь. Чтобы мое… Но разве красота – она чья-нибудь? Ведь дружба тоже…

Марина замолчала. Но то, что она сказала об Осетрове, как раз и было важно следователю: все-таки соперничество существовало!

– А вчера – трагическая случайность. Никогда не поверю, чтобы Нил сделал это специально,– вдруг заговорила девушка страстно.– Да, Нил жестокий. Но…– Марина покачала головой.– Нет. Нет. Нет, я не так выразилась… Просто, он такой…

– Какой?

– Всегда хочет что-то сделать доброе… А получается…– Она тяжело вздохнула.– Вот и с мотоциклом так же…– Марина остановилась.– Понимаете, он ослеп. Было яркое солнце. Лед сверкал как сумасшедший… Нил потом два дня ничего не видел… И я тоже.

– Погодите, вы о чем? – спросила Ольга Арчиловна.

– Об аварии… Знаете, как болят глаза, когда ослепнешь зимой от солнца! Словно их сильно натерли луком… Честное слово, иначе ничего бы не случилось.

– Значит, вы тоже…– начала было Дагурова.

– Ну да! Он повез меня покататься на озеро. Я была тогда маленькая. И врач сказал – хорошо, что маленькая, у детей все срастается быстрей. И нога тоже…

– Сильно разбились?

– Было очень больно…

«Вот почему ее отец не любит Осетрова,– поняла следователь.– Но надо отдать должное Федору Лукичу. Честно признался».

– Я только через год узнала, что Нила за это судили…

Они подошли к центральной усадьбе.

– Когда вы уезжаете?– спросила Ольга Арчиловна.

– Завтра вечером… Господи, неужели ему опять предстоит суд?– воскликнула девушка.– И тюрьма?!– Она посмотрела на следователя.– Скажите, Нилу много дадут?

– Не знаю, девочка,– мягко ответила Ольга Арчиловна.– Это решает не следователь.

– Да, да… Я учила в школе. Это решает суд…

– Марина, я хотела бы с вами побеседовать подробней… Что, если завтра с утра?

– Хорошо,– кивнула Марина.– Куда мне прийти?

– Если можно, я сама приду к вам. Домой.

– Милости прошу,– чуть наклонила голову девушка.– До свидания.

– Всего хорошего…

Чижик уже отошла от нее. Ольга Арчиловна не удержалась:

– Марина…

Та грациозно повернулась.

– Вы не помните, сколько было выстрелов? Вчера?…

– О, много. Шесть или семь… А может быть, восемь.

«Все-таки я, видимо, права,– удовлетворенно подумала Дагурова.– Виновато эхо… Вот все и называют разное число…»

…Гай встретил ее озабоченный.

– Из Москвы звонили. Из института, где работал Эдгар Евгеньевич… Конечно, такой ученый!… Да еще не представляете, сколько дел,– сказал он, показывая на кипу бумаг на своем столе.– Кручусь за себя, за главного лесничего…

– Он в отпуске?

– Просто нету… То пьяница попадется, то склочник. То пришлют такого, который в делах ни бельмеса. За три года четыре человека сменилось. Больше месяца не держатся.– Он провел рукой по лицу, словно старался стереть заботы.– Ну да ладно, что я все о своем.– Федор Лукич открыл сейф и вынул из него бумажный сверток.– Это, наверное, вам?