Александр Чернов - Меценат из ментовки

В тот же момент из-под машины вылезла испачканная моторным маслом рука и попыталась ухватить Привольнова за штанину.

― А-а-м!

Жорик отдернул ногу.

― Ты что ли, Васька?

― Я, ― изрек из-под машины самодовольный голос. ― Зачем я тебе понадобился?

Хотя штанина была чистой, Привольнов зачем-то отряхнул ее.

― Нужен ты мне. Поговорить хочу. Вылезай, давай!

― Подожди минутку, ― вновь раздался из ямы голос. ― Стартер сейчас сниму. Здесь болт заклинило.

Жорик вышел из гаража и стал ждать. Пять минут спустя из ямы вылез чумазый, улыбающийся Васька.

В детстве у Широчкина была такая же кучерявая шевелюра, как у Володи Ульянова на октябрятском значке. С годами он так же, как Владимир Ильич облысел, но на него совсем не был похож, скорее смахивал на Тараса Бульбу ― нос картошкой, щеки пряники, и на голом черепе оселедец. Человеком Васька слыл общительным, нрав имел веселый, неунывающий, за что и нравился Привольнову, да и не только ему, а многим собратьям по бутылке.

― Но красавец, красавец! ― раскинул Шира руки. ― Ишь вырядился! Я издалека тебя и не узнал. Принял за налогового инспектора. Сижу в яме тихо, боюсь нос высунуть. Чего хотел-то?

Привольнов взял Широчкина под локоть и повел к противоположной нитке гаражей, подальше от ушей Сереги Позднякова.

― Помнишь как несколько дней назад в «гадючнике» в компании с Худей и Вячеславом сидели? ― сказал он, останавливаясь в тени дерева.

В отличие от Худинского Шира был трезв как стеклышко и не страдал забывчивостью.

― Это когда Валька-шалава нахрюкалась и е…рю своему по харе настучала? ― сходу заявил он. ― Прекрасно помню. А что?

― Да так, с Вячеславом этим встретиться хочу. Не знаешь, где его найти?

У Васьки из кармана рабочих штанов торчала тряпка. Он выдернул ее и стал вытирать масляные руки.

― Не знаю, Жорик. Я этого Вячеслава первый раз в жизни видел. Он ведь с Тимофеевым Генкой пришел, да за столик ко мне подсел. Тимоха посидел немного, да отчалил, а Славик остался. Потом Худя подгреб, а после ты. Странный этот Славик какой-то, ― словоохотливо говорил Широчкин. ― Поил всех задарма. И чего хотел?

«Дурака выискивал, на которого автомат и трупы навесить можно было», ― хотел сказать Жорик, однако сдержался.

― Работу предлагал выгодную, ― вслух заявил Привольнов. ― Работа вроде, не пыльная, а я в тот день по глупости отказался. Теперь вот жалею. Ладно, Васька, паши давай, а я Тимоху пойду поищу, хотя вряд ли его найдешь. На работе он сейчас скорее всего.

― Да нет, ― Шира снова засунул тряпку в карман. ― Он в отпуску с сегодняшнего дня. Так что ищи его на массиве.

― Попробую! ― Жорик дружески похлопал Широчкина по плечу. ― Бывай, Васек!

Привольнов направился к выходу из гаражей.

Легко сказать ― ищи его. Тимофеев Генка в отличие от Худи и того же Широчкина условно говоря, не занимался индивидуально трудовой деятельностью, а работал на производстве. Если быть точным, то слесарил на заводе. Расслабляться с пивом, водкой или бормотухой Тимоха мог позволить себе только после смены или в выходные дни. А раз с сегодняшнего дня Генка в отпуске, то наверняка с утра уже отмечает столь радостное событие. Только вот где мог осесть Тимоха с корешами, даже бог не ведает.

Проходя мимо подстанции, Жорик не удержался и снова осторожно заглянул за забор. Женщины во дворе уже не было. Вместо нее какой-то старичок подметал площадку перед зданием метлой. Разочарованный Жорик соскочил с забора.

На всякий случай Привольнов сходил к Тимохе домой, но как и предполагал, того в родных пенатах не оказалось.

― Как утром ушел, так с тех пор не появлялся! ― рявкнула выглянувшая в подъезд мужеподобная с пушком на верхней губе жена Тимофеева. ― Если где увидишь, скажи пусть пьяным домой не заявляется. Башку оторву! ― и Тимохина благоверная шваркнула дверью.

Жорик спустился на первый этаж, вышел из подъезда. О чем не ведает бог, знает черт и братство алкоголиков. Привольнов пошатался по массиву, заглядывая в злачные места, за детские садики, гаражи да магазины, выспрашивая у забулдыг, не видал ли кто Тимофеева Генку и выяснил-таки, что тот забурился на хату к Игорю Суслову. Вот к нему домой, соблюдая осторожность, Привольнов и направил свои стопы.

Игорь Суслик родился в приличной семье научных сотрудников. Тривиальная история. Отец стал пить, как говорят, ― по черному. Глядя на него, приобщился к бутылке и подросший сынок. Стали пить горькую вместе. Мать боролась с пьяницами в доме, боролась, да в конце концов плюнула на них и сбежала в другой город, не прихватив из дому даже чашки. Ох, и оторвались мужики без женщины в доме, ох, и оторвались!.. Потом отрываться стало не на что, сели на мель и некоторое время вели почти что трезвый образ жизни. Но у Игорька батя башковитый мужик был. Он что-то там изобрел, за что ему из самой Америки десять штук баксов прислали. Пропивали бабки года полтора. В итоге Игорь угодил в психушку, его отец после инсульта ― на кладбище. Три месяца пролежал Игорь в желтом доме, психоз у него прошел, его признали социально не опасным и с миром отпустили. Вернулся Суслик в родное разоренное гнездо. С тех пор живет в нем один, перебиваясь с хлеба на воду, с водки на пиво да бормотуху.

Двери открыл сам Суслик. Хотя Игорю тридцать лет, он кажется мальчиком. Такое впечатление создается из-за непропорционально большой, как у ребенка, головы. Круглое же лицо с нездоровым румянцем и вовсе делало Игоря похожим на розовощекого бутуза, хотя толстяком и даже упитанным человеком он не был. Суслик был уже навеселе.

― Здравствуй, Жора, ― удивленный визитом Привольнова, с которым он никогда в особо близких отношениях не был, сказал Суслик. ― Заходи, гостем будешь.

Игорь широко открыл дверь, однако Привольнов остался стоять на месте.

― Мне Тимоха нужен. Он у тебя?

Из квартиры доносился невнятный разговор.

― Да, ― склонил голову Суслик. ― У меня торчит.

Жорик переступил порог.

― Позови, поговорить с ним хочу.

― Чего, в коридоре будешь с ним разговаривать? ― Суслик повернулся и, шлепая рваными тапками, направился в комнату. ― Проходи в зал, там и поговоришь.

Привольнов двинулся следом.

Квартира у Игоря была в ужасном состоянии ― потолок в желтых разводах; на выгоревших, местами отклеившихся обоях подтеки; двери обшарпаны, забрызганы то ли вином, то ли соком, кругом грязь непролазная. В зале стоял круглый ободранный стол непонятно какого цвета, три табурета с торчавшей из сидений ватой, протертый до дыр диван и… все. Мебель Суслик не пропил по одной причине ― ее никто не покупал. Короче, убожество. Впрочем, у самого Жорика квартира ничуть не лучше, да и обстановка не богаче.

За сервированным пустыми гранеными стаканами, пустой бутылкой из-под вина, тарелкой с огрызками огурцов, да половины обглоданной вяленой рыбы на газете столом сидели трое ― Тимоха, Женька и Костя. Все, так же как и Суслик, под мухой. Алкаши, алкаши, алкаши, они и есть привычное окружение Жорика. Впрочем, все они неплохие люди, когда не пьют, разумеется.