Александр Чернов - И ты, Брут...

Я взглянул на пачку долларов, все еще лежавшую на журнальном столике. И он еще спрашивает. Да на такие деньги можно жить несколько лет, нигде не работая. Волынку с завучем "увольняюсь не увольняюсь" нужно было заканчивать, а то душа у меня мягкая, могу поддаться на уговоры. Я еще раз попрощался и положил трубку.

Конечно, я мог бы и не уходить с работы, взять на недельку отпуск без содержания, завуч, сейчас пошел бы мне на любые уступки, но постольку, поскольку моральный облик воспитателя подрастающего поколения не совместим с моральным обликом падшего человека, принял решение расстаться со спортшколой. Итак, выбор сделан. Что чем я оправдывал, собираясь на это дело, я и не знал: то ли свое малодушие жаждой наживы, то ли жажду наживы малодушием, но что бы чем я не оправдывал, главное что меня толкало на этот поступок, и в чем я не хотел себе признаваться, была трусость. Я ужасно боялся толстяка и его разоблачений.

В общем, оделся я, побрызгался одеколоном, вышел из дому и полетел на встречу с дьявольской компанией, как мотылек на пламя свечи. Прощай безгрешная жизнь, прощай светлое будущее!

Лидия Ивановна, к моему удовольствию, еще не заступила на пост. Я благополучно прошмыгнул мимо ее подъезда и спустился с горочки к остановке. В сторону стоявшего на кольце троллейбуса даже не взглянул. Имея на журнальном столике десять тысяч баксов, можно раскошелиться на такси. Я поймал тачку, которая в два счета доставила меня к нужному месту.

Эпоха социализма подарила каждому или почти каждому городу бывшего Союза как минимум по улице Пушкина, памятнику Пушкину и прилагающуюся к нему площадь Пушкина. Много чего произошло с тех пор, как началась перестройка. Но какие бы катаклизмы не происходили на территории постсоветского пространства, сколько бы не переименовывали улицы, площади и парки, сколько бы не сносили памятники, все, что касалось имени горячо и всенародно любимого поэта, осталось нетронутым. Наш бронзовый Александр Сергеевич стоял на высоченном постаменте на площади своего имени в самом начале, похожего очертаниями на каплю, сквера, обтекаемого со всех сторон потоками автомобилей. Заложив руки за спину, поставив ногу на камень, великий поэт с задумчивым видом смотрел куда-то вдаль, очевидно, сочиняя очередное стихотворение, возможно даже, посвященное Керн, хотя, я думаю, городская площадь не вполне подходящее место для творчества. Впрочем, у великих свои причуды. Им виднее, где лучше сочинять свои шедевры.

Толстяка видно не было, а Настя и Чума уже находились на месте. Со стороны они напоминали молодую чету, пришедшую возложить цветы к памятнику. Со стороны… Но уж я-то знал за каким чертом приперлись сюда эти любители поэзии. Я выскочил из такси, перебежал дорогу и направился к парочке. На Насте сегодня были темно-синие джинсы в обтяжку и свободная синяя на выпуск рубашка. В этом наряде она еще больше смахивала на мальчишку. А вот Чума не баловал свое тело частой сменой туалета. Я его видел третий раз, и третий раз на нем была все та же клетчатая рубашка и старенькие вытертые джинсы. Парень и девушка моему появлению обрадовались.

— Здорово, здорово, — крепко пожимая мне руку, сказал Санек. — Я был уверен, что ты заявишься. Мы теперь на одном поводке у Валерки бегаем.

Настя тоже протянула мне руку. Ладошка у нее была узкой и мягкой.

— А вот я не надеялась тебя увидеть, — призналась она с улыбкой, щуря от яркого солнца глаза. — У тебя все в порядке?

Я поправил на носу свои ультрасовременные очки.

— А что у меня должно быть не в порядке? — бодро сказал я. — Все в норме.

Чума тоже испытывал ко мне интерес.

— Ладно, ладно, хватит вам ворковать, — заявил он, презрительно. — Ты нашу с Настей долю принес?

Пришлось разочаровать Чуму.

— Нет, Санек, баксы дома остались. Вначале посмотрим, какое дело предложит нам этот самый Валера. И если дадим окончательное согласие, тогда и поделим деньги.

Чума сразу ощетинился.

— Ты думаешь, у нас есть выбор? — воскликнул он запальчиво. — Скажи спасибо за то, что толстяк нам бабки отстегивает. А то заставил бы пахать на него задарма. Мы же у него на крючке сидим.

— То-то и удивительно, — промолвил я озабоченно, — что он нам деньги предлагает за то, что мог бы заставить нас сделать бесплатно. Здесь что-то не так.

— Что? — с любопытством уставилась на меня Настя.

— Кабы я все мог знать и предвидеть, — ухмыльнулся я, — то никогда бы не попал в глупую историю наподобие этой с Валерой.

— Да бросьте вы! — досадливо отмахнулся Санек. — У мужика, видать, куры денег не клюют. Вот он и сорит ими направо и налево. Платит нам и ладно, а остальное выбросите из головы.

Я посмотрел на парня иронично, хотя за темными стеклами очков он вряд ли мог видеть выражение моих глаз.

— Тебе, Чума, хорошо так рассуждать, в твоей голове ветер гуляет. В противном случае у тебя возникла бы масса вопросов.

Самолюбие бывшего зека было задето. Привык, видать, там, на за зоне, чуть что рубаху на груди рвать.

— А ты меня не оскорбляй! — вскричал он, гневно сверкая очами. — Я хотя и не спортсмен, за себя постоять могу!

— Прошу вас, мальчики, не ссорьтесь! — молитвенно сложив руки, влезла в мужской разговор Настя. — Нам предстоит одно дело выполнять, поэтому мы должны быть дружной командой. Иначе у нас ничего не получится. Пожалуйста, успокойтесь!

Не успев вспыхнуть, Чума погас.

— Девчонка правду говорит, — проворчал он и, демонстрируя свои мирные намерения, глубоко засунул руки в карманы джинсов. — Мы не должны базарить, если хотим провернуть это дельце и заработать.

Учитывая взрывной характер Чумы, я предпочел не лезть дальше на рожон и замолчал. С независимым видом мы стали прогуливаться на пятачке перед памятником и поглядывать по сторонам. Наконец появился четвертый поклонник творчества Александра Сергеевича. Толстяк, прихрамывая, шел через скверик, похожий на раненого в ногу носорога. Он и одет был под цвет вышеназванного зверя — во все серое. Ссутулившись, Валера так спешил, что приличных размеров баул, который он держал в руке, порхал вокруг него, точно гигантская бабочка.

— Здорово, ребята! Извините, что задержался! — еще издали закричал толстяк, обошел цветник и, приблизившись к нам, протянул для пожатия руку.

— Здорово, кожаный чемоданчик! — поприветствовал и я Валеру. Руку ему на сей раз пожал. Теперь он босс, а босса если не уважать, то хотя бы видимость уважения создавать нужно.

Толстяк вначале опешил, но потом, запрокинув голову, принужденно рассмеялся так, что его второй и третий подбородок заколыхались точно студень.

— Шутить любишь, Игорек?! — спросил он сквозь фальшивый смех. — Ну-ну, шути. Я веселых людей люблю. — Неожиданно став серьезным, толстяк окинул нас взглядом полководца, проверяющего готовность армии к походу. — Ну, раз все в сборе, — сказал он строго, — поехали! Чума, где твоя тачка?