Чингиз Абдуллаев - Похороны империи

Ельцин не стал уточнять, что все эти положения Союзного договора проверялись и выяснялись целой группой его советников, среди которых были Шахрай и Козырев. Он не мог знать, что, закончив разговаривать с Шушкевичем, Горбачев почти сразу перезвонил маршалу Шапошникову, являющемуся министром обороны СССР.

– В Беловежской Пуще трое руководителей республик разорвали наш Союз и объявили о его кончине, – сказал президент.

Шапошников вежливо слушал. Он тоже знал о состоявшейся встрече в Беловежской Пуще. Из Генерального штаба доставили подробную справку о возможных решениях, которые там могли быть приняты.

– Мы можем что-нибудь сделать? – неожиданно спросил Горбачев. – Каким-то образом остановить их?

– В этой ситуации – ничего, – тяжело вздохнув, честно ответил Шапошников.

– Это фактический переворот, направленный против нашей страны, – горько заметил Горбачев. – Неужели ничего нельзя сделать?

– Армия вне политики, – сказал министр обороны, – и наши вооруженные силы не могут применяться против руководителей государств. Тем более против России. Вы должны меня понять, Михаил Сергеевич.

Горбачев огорченно замолчал. Похоже, что назначение Шапошникова было его ошибкой. В самый решающий момент, в самую нужную минуту, когда президент все еще единой страны обратился к министру обороны этой страны, тот отказал Верховному главнокомандующему.

– Они находятся в Беловежской Пуще, – пробормотал Горбачев, словно Шапошников мог передумать. Но маршал упрямо молчал. – Завтра я приеду к вам в Министерство обороны на встречу с руководством вооруженных сил. Надеюсь, вы сможете всех собрать?

– Мы будем ждать завтра вашего приезда, – подтвердил министр, – все командующие уже собраны.

Горбачев попрощался и положил трубку. Он не знал, что Ельцину стало известно о его предстоящей встрече с руководством вооруженных сил. Российский президент понимал, чем грозит подобная встреча руководству трех республик, которые формально развалили страну, выступив против ее главы, поэтому появился в здании Министерства обороны в восемь часов утра, сказав, что другого времени у него просто нет. Он говорил около часа, объясняя, почему необходимо создание Содружества Независимых Государств. При этом не забыл отметить, что за счет российского бюджета почти в два раза будет повышена зарплата всем офицерам; говорил также о социальной защите военнослужащих, о строительстве жилья для офицерских семей. И еще почти столько же времени отвечал на вопросы собравшихся. Он знал, как следует разговаривать с людьми, и умел находить нужные слова. Ельцин уехал из здания Министерства обороны под аплодисменты собравшихся.

Через несколько часов сюда приехал Горбачев. Он долго и невнятно говорил о Беловежских соглашениях, о возможной дезинтеграции в республиках. Необходимо сохранить Союз, который создавался тысячелетиями, патетически восклицал Президент СССР. Но офицеров больше волновали не проблемы тысячелетия или Союза, в котором уже никто не хочет жить, а их новая зарплата, устройство их семей, социальные гарантии. Горбачев закончил свою речь и уехал, не ответив ни на один вопрос собравшихся генералов, и, естественно, без аплодисментов. Все были разочарованы его появлением и непонятной речью. В этот день армия сделала свой выбор. Как цинично заметил один из генералов, кто платит, тот и заказывает музыку. Все офицеры уже знали, что платить им будут из российского бюджета, тогда как почти все союзные министерства реорганизованы или закрыты. Горбачев потерял последнюю возможность переломить ситуацию. Потом будут говорить о Беловежских соглашениях, поставивших точку в истории Советского Союза. На самом деле точка была поставлена в здании Министерства обороны СССР, во время выступлений двух президентов. Ельцин был агрессивен, напорист, говорил ясно, доходчиво, много обещал, внимательно слушая выступающих, отвечал на их вопросы. Горбачев же говорил много и бестолково, не отвечал на вопросы офицеров и ничего не обещал. И армия сделала свой выбор.

Горбачев не мог даже предположить, что на состоявшейся позже пресс-конференции президента Кравчука спросят, что именно он собирается делать, если Михаил Сергеевич поднимет на законных основаниях армию и попытается силовыми методами восстановить прежний Союз. Кравчук сначала молчал, затем осторожно заметил, что подобные приемы нехарактерны для Михаила Сергеевича, который известен всему миру как приверженец демократического выбора. Он всегда действует в рамках конституционных и демократических норм. Потом подумал немного и добавил: «Не думаю, что Михаил Сергеевич захочет под конец своей карьеры подмочить свою репутацию демократа».

О том, что Горбачев обратится за помощью к министру обороны Союза, еще долгие годы никто не будет знать, пока об этом не расскажет один из офицеров связи, находившихся в здании Министерства обороны. Вечно улыбающийся летчик, ставший министром, не сумеет и не захочет в решающий момент оказать поддержку своему главнокомандующему. По всем принятым в мире военным уставам и уголовным кодексам министр совершит преступление, граничащее с изменой, ведь президент просил его найти способы защиты государства, в которых министр обороны ему отказал.

Горбачев не стал звонить Баранникову, ведь тот был человеком Ельцина. Тем более что в Беловежской Пуще все собравшиеся делегации охраняли сотрудники спецназа МВД России. Но об этом многие узнали тоже спустя годы после декабря девяносто первого. Среди записей Горбачева нет указаний, что в этот день он разговаривал и с руководителем КГБ Бакатиным. Возможно, разговаривал, возможно, и нет. В любом случае Бакатин не пошел бы на столь явную и откровенную конфронтацию с российским руководством. Хотя ему самому оставалось работать на этой ответственной должности совсем недолго. Горбачев сделал последнюю попытку, выступив со специальным обращением в понедельник вечером по Центральному телевидению. Он сказал, что судьба многонационального государства не может быть определена волею руководителей трех республик, и объявил на весь мир, что «скоропалительность появившегося документа о создании СНГ вызывает недоумение». Он пояснил, что нужно проводить всесоюзный референдум и срочно собирать Съезд народных депутатов СССР, чтобы обсудить вопрос о создании СНГ и кончине СССР.

На следующий день Ельцин прилетел в Москву, и Горбачев пригласил его для беседы. В кабинете Президента СССР находился и Назарбаев. Это была странная беседа трех политиков, о которой впоследствии расскажет сам Бурбулис. Во время пресс-конференции государственного секретаря спросили о судьбе Горбачева.