Матвей Медведев - В поисках истины

Впрочем, какие у него основания верить Эльфриде? Никаких. Может быть, она просто притворяется, а на самом деле пойдет к пограничникам и выдаст его?

Он скривил рот. Эта Эльфрида — хитрая бестия. Притворяется, что заодно с ним. Сунула на дорогу кусок пирога. Вот он лежит в кармане. К черту ее пирог! Пусть валяется, на земле.

Эта Эльфрида, однако, сумела ловко устроиться. Трактористка. Еще, чего доброго, комсомолка. Живет одна в таком хорошем доме. А вот он, Виктор Лоди, должен, как волк, прятаться от людей.

С какой бы радостью он устроил людям какую-нибудь пакость. Поджег бы поля. Или насыпал бы чего-нибудь в колодец.

Но это в задание, которое он получил, не входило. Он должен был только разыскать в городе одного человека, передать ему инструкцию, взамен получить кое-какие важные сведения и вернуться с ними обратно.

Тогда он сможет купить себе мотоцикл.

В сущности, и там, откуда он пришел, не доверяли ему. Никто ему не доверял. Все отворачивались от него. Даже Хильда Корка.

И это было для Виктора всего обиднее.

...Начальник заставы Гусев покинул хутор с двойственным чувством.

Ему ничего не удалось обнаружить, но кое-что насторожило его. Ему показалась какой-то искусственной, не соответствующей обстановке веселость Эльфриды. Уловил он и едва заметное смущение в тоне ее голоса, и фальшь в поведении. Как будто Эльфрида что-то знает и скрывает.

Но в то же время Гусев понимал, что это еще не основание брать молодую трактористку под подозрение только потому, что ему, Гусеву, что-то показалось не совсем ладным. Мало ли по какой причине могла смутиться Эльфрида. Девушки часто смущаются без всяких даже причин. Посмотришь на девушку, и она тут же начинает краснеть. А если еще к тому же в твой дом неожиданно нагрянули такие гости, как пограничники с заставы, как тут не смутиться!

...Прошло уже немало времени с тех пор, как застава была поднята по тревоге, а следы нарушителя пока так и не были обнаружены. Комендант Рогачев отдал приказ: не прекращать поиски. Оперативные группы продолжали прочесывать местность. Но нарушитель как в воду канул...

А Лоди уже подходил к железнодорожной станции, находившейся в нескольких десятках километров от границы. День клонился к закату. Розовые краски на небе предвещали хорошую погоду. Взяв билет, Виктор стал дожидаться поезда. Никто ничего не заподозрил, глядя на этого высокого угрюмого человека с черными жесткими волосами, похожего то ли на работника лесопункта, то ли на матроса с речного буксира. Мало ли зачем и куда едет этот пассажир!

На станционной платформе находилось довольно много народа. Стояли женщины с корзинами, прикрытыми шерстяными платками, судя по всему с грибами и ягодами, которые они набрали в дальнем лесу. Пожилые колхозники в соломенных шляпах и высоких сапогах. Два-три любителя-рыболова с удочками и другим снаряжением. Подростки. Никто не обращал на Виктора никакого внимания, но тем не менее он продолжал держаться настороже. И лишь когда подошел поезд и он сел в вагон, выбрав место у дверей, чтобы удобнее было видеть всех входящих и выходящих, почувствовал: вот теперь опасность, которая угрожала ему все это время, действительно позади.

Ехать пришлось долго. Из одного поезда Лоди пересел в другой, который увез его еще дальше от границы. Только на утро следующего дня прибыл он на конечную станцию. Виктор вышел на перрон. Шум, суетня под гулкими сводами большого вокзала, свистки кондукторов, крики носильщиков, пробиравшихся с вещами сквозь толпу, грохот багажных тележек — все это немножко ошеломило его, привыкшего к одиночеству, тишине и безлюдью. Брезгливо кривя рот, он поспешил выбраться на площадь и зашагал по улице, слившись с потоком прохожих.

Было воскресенье, и многие жители города устремились в парк культуры и отдыха. Туда же направился и Виктор, после того как забронировал за собой койку в общежитии-гостинице при рынке. День был жаркий, полный солнца и синевы, но здесь, в парке, дышалось легко — рядом был залив. Там белели паруса и летали чайки. В самом парке били фонтаны. Они безостановочно лили свои струи, сея вокруг себя мельчайшую водяную пыль.

Виктор подошел к киоску, в котором торговал газированной водой немолодой мужчина с толстым, отечным лицом, и, дождавшись, когда около прилавка не стало очереди, спросил:

— У вас какие сиропы? Натуральные или концентраты?

— Концентраты. Собственного производства.

— А молочный имеется?

— Молочного нет. Есть сироп под названием «Душистое сено».

— Дайте двойную порцию.

Но вместо того чтобы протянуть огромную руку к стакану, продавец вдруг захлопнул окошко, потом вышел из киоска и сказал вполголоса, обращаясь к Виктору:

— Оттуда?

— Да.

— Когда? Сегодня.

— Где остановился?

— В гостинице при рынке.

— Порядок!

Подбежал какой-то маленький мальчик:

— Дядя, мне бы газированной водички. Пить хочется!

— Нельзя, — громко произнес продавец, — у меня обеденный перерыв.

И, проведя ладонью по голове огорченного мальчика, добавил ласковым тоном:

— Видишь, вон там еще одна будочка? В ней тетя водичкой торгует. Ступай к ней, она тебя напоит. Ну, иди, иди, малыш!

Он обхватил мальчика за плечи, повернул и слегка толкнул в спину. Мальчик убежал. Продавец повернулся к Виктору:

— Вечером приходи на Полтавскую. Там обо всем и поговорим. Понял?

— Понял, — ответил Виктор.

Продавец вернулся в свой киоск, а Лоди пошел по парку.

Кругом царило веселье. Играли оркестры, выступали артисты. Неистощимые выдумщики-затейники развлекали посетителей парка играми и шутками. В городке аттракционов кружились затейливо расписанные карусели, высоко взлетали остроносые ладьи качелей. Временами раздавался оглушительный рев аэропланных пропеллеров. Это начинали вращаться «самолеты», поднимая в воздух любителей острых ощущений.

Виктор с ненавистью смотрел на счастливые лица людей, с отвращением прислушивался к их смеху. О, если б ему дали возможность, с каким бы удовольствием он уничтожил всех этих мужчин и женщин. Хотя бы только за то, что их жизнь была совсем не такой, как у него, Виктора Лоди, сына кулака. Они отдыхали, катались на лодках, ели мороженое и пили газированную воду, а он, Виктор, должен был скрываться, опасаться, как бы его не поймали. Проклятая жизнь. Волчья жизнь.

Вечером он сидел в маленькой однокомнатной квартирке за столом, покрытым липкой, грязной клеенкой, тянул угрюмо пиво и слушал, что ему говорил хозяин квартиры.

— С каждым годом все сложнее становится работать. Так и передай там. Обстановка в самой стране, понимаешь ли, изменилась. Индустриализация, коллективизация. Все на ноги у советских встало, окрепло. Народ какой-то совсем другой стал. Все труднее становится нужных людей находить. Да и чекисты не дремлют. Обогащаются опытом. Ты после того как границу перешел, у кого остановился?